причины; он нуждается в их содействии ad existendum для существования, как 
субстанции у Декарта в concursus Dei ad existendum содействии бога для своего 
существования. Но и будучи столь зависимым, ребенок относится лишь к себе 
самому, к своим нуждам и их удовлетворению, к своему поддержанию, поэтому его 
сущность не затрагивается ею; причина его существования - родители - является 
для него чем-то совершенно чуждым, беспредметным, она лежит совершенно вне 
круга его требований, его стремлений. Но когда дитя подрастает, простая 
зависимость его существования становится теперь зависимостью сущности, 
физическая зависимость становится теперь духовной, внутренней зависимостью, 
субстанциальным единством, любовью; дитя существует теперь лишь в своих 
родителях; они из внешней однократной причины его простого существования 
становятся теперь внутренней длительной причиной его сущности; они наполняют 
его сущность своей сущностью (своими настроениями и т. п.), и дитя не выражает 
уже теперь себя самого, свои физические, относящиеся лишь к нему самому 
потребности и стремления, но выражает в своей сущности сущность родителей, в 
своей воле - их волю.
Будет существенным здесь также отметить, что и у Спинозы материя понимается для 
себя и через себя, не нуждается ни в каком другом понятии, что она, таким 
образом, является самостоятельной и независимой, и точно так же дух, или 
мышление, понимается для себя и потому является самостоятельным. Но именно 
потому, что дух и материя - оба понимаются для себя и в себе и оба независимы в 
своем понятии, они выражают не себя самих, но субстанцию, бога. Дух есть 
субстанция, материя есть субстанция, ибо сущность, материи состоит в протяжении,
 сущность духа - в мышлении; но протяжение, как и мышление, постигается только 
в себе и через себя; и та сущность есть субстанция, понятие о которой 
независимо от другого понятия. Поэтому, так как оба, дух и материя, являются 
субстанцией, они выражают именно лишь то, что они являются субстанцией. Поэтому 
положительное, субстанциальное в них есть лишь утверждение, существенное как 
таковое; или субстанция не как дух или материя, но как субстанция просто как 
таковая, которая равнодушна к тому, есть ли она дух или материя, и для которой 
оба они, поскольку они представляют нечто определенное, отличающееся между 
собой, ибо определенность духа есть мышление, определенность материи - 
протяжение, и поскольку обращается внимание лишь на эту определенность как 
определенность, а не на то, что она есть и выражает субстанцию, представляют 
лишь атрибуты, свойства, конституирующие понятие или идею бога моменты.
С этой точки зрения переход от Декарта к Спинозе происходит следующим образом. 
Мышление и протяжение или дух и материя противоположны друг другу;
то, что верно для одного, как раз неверно для другого;
они отрицают друг друга, исключаются взаимно. Однако обе сущности суть 
субстанции, каждая есть действительность, обе имеют, несмотря на свою 
противоположность, общее понятие субстанции, согласуются друг с другом в том, 
что они субстанции. Понятие духа и материи суть поэтому отрицающие себя, 
противоположные, отрицательные понятия, положительное понятие в них есть 
понятие субстанции. Если обе они субстанции, то не то, что дух является духом, 
а что он субстанция; не то определение, которое отличает его от материи и 
материю от него, а то определение, благодаря которому они составляют одно, то 
есть понятие субстанции является реальным и положительным в них. Если обе они 
субстанции, то понятие субстанции есть понятие, присутствующее нераздельно в 
обеих противоположностях, не устраненное противоположностью, понятие, 
независимое от понятий духа и материи; поэтому необязательно, чтобы субстанция 
была или духом, или материей, она может быть тем и другим и является и тем и 
другим. "Обе эти субстанции, - говорит Виттих в другом месте, стр. 41, - могут 
иметь много отвлеченных атрибутов общими, среди них и обозначающий их как 
субстанции". Ибо так как две противоположности, дух и материя, совпадают в 
понятии субстанции, то можно различать и разделять в мыслящей субстанции 
мышление от субстанции, а в протяженной - протяжение от субстанции, и, таким 
образом, остается понятие чистой действительности, как таковой, чистой 
субстанциональности; дух и материя оказываются лишь различными определениями, 
Modi модусами субстанции.
Но "у Декарта ещё предполагается, что духи материя отдельно существующие 
субстанции, поэтому то, что обще обоим, представляет лишь абстрактно общее, 
отвлеченное понятие. Так как предполагается, что оба они существуют отдельно, 
то это понятие имеет свое реальное существование не как субстанциальное 
единство обоих, но снова фиксируется и представляется отдельно и изолированно в 
бесконечной субстанции, различной от обоих и отдельно существующей, то есть в 
боге, в котором оба положены как конечные, созданные субстанции. Декарт 
отличает также субстанцию от мышления и протяжения. "Мы легче мыслим 
протяженную или мыслящую субстанцию, чем субстанцию вообще, независимо от того, 
мыслящая она или протяженная. Ибо довольно трудно отличить понятие субстанции 
от понятий мышления и протяжения, именно потому что они отличаются от понятия 
субстанции лишь другой точкой зрения". Но субстанция есть и представляет у него 
пустое, неопределенное отвлечение, ибо он предполагает дух и тело в их 
определенности и отличности друг от друга как реальное и положительное. Понятие 
субстанции, бесконечного, истинно реального может поэтому достигнуть 
существования снова, как та сущность, которая отлична от обеих конечных 
субстанций, но определяется как бесконечная в сравнении с ними, как власть над 
ними. Но так как в действительности реальное понятие в обоих понятиях духа и 
материи есть безразличное к ним обоим понятие субстанции, реальное в духе и 
материи, и сущность их есть субстанция, то субстанция должна познаваться и 
выражаться в действительности как то, что она уже есть, и понятие её должно