поводу сравни особенно   Богословско-политический   трактат. Отсюда скучные 
тавтологии у Спинозы, ибо все равно, скажу ли я, например, "бог", поскольку он 
выражается и изображается человеческой сущностью, или скажу просто 
"человеческая сущность", ибо бог, поскольку он выражается человеком, исключает 
все прочее, есть не что иное, как человек (1847).
Декарт-теолог и Декарт-философ находятся в состоянии борьбы между собой; по 
определенному, согласному с действительностью, имманентному им понятию обе 
субстанции независимы, а но внешнему, неопределенному, теологическому 
представлению они зависимы. Поэтому имеется противоречие между существованием и 
сущностью, или (выражаясь субъективно) между представлением и понятием. 
Противоречие должно быть снято, что может произойти лишь таким образом, что 
внешняя зависимость становится внутренней, несамостоятельность существования 
становится несамостоятельностью сущности и понятия; что ни материя, ни дух, или 
мышление, не представляют самостоятельного понятия, но оба представляют лишь 
понятие бога;
что дух и материя представляют не себя самих, но только бога, оба выражают 
сущность бога, каждое по-своему, каждое в своей особенной самостоятельности.
Зависимость этих двух сущностей от субстанций у Декарта есть половинчатая, 
неистинная, коварная, скрытая и потому софистическая зависимость. Она 
половинчата и неистинна потому, что обе субстанции самостоятельны по своему 
понятию, а по своему существованию зависимы или, как это можно ещё выразить, 
они по своей причине или по своему основанию, поскольку они именно сотворены и 
их существование осуществлено, зависимы, но по действительной сущности 
независимы. Она коварна, скрыта и софистична потому, что зависимость по 
существованию является лишь совершенно внешней, к которой вещь остается 
совершенно безразличной, которая лежит позади существа, не влияет и не касается 
его сущности, превращается в ничто перед самостью вещи, перед утвердительным 
определением её сущности, так как она ничего не прибавляет к понятию вещи, 
ничего не отнимает от него, не определяет его. То, что вещь сотворена, даже 
если творение, как у Декарта (который называет бога причиной не только 
становления, но и бытия), представляется непрерывным актом, - это, так сказать, 
не захватывает её, это не касается её сердца; при этом её самость остается в 
стороне; это приводит её в не основательную, но лишь поверхностную зависимость, 
оставляющую её положительное определение, понятие, сущность нетронутыми, потому 
что она выражает именно не внутреннее отношение, лежащее в понятии или в 
утвердительном определении вещи, к тому, от чего она должна зависеть.
Сравнение сделает это наглядным. Другие люди произвели или сотворили этого 
человека; они являются основанием или причиной его существования; затем он 
нуждается ещё в них для своего существования, зависит от них. Выражения 
основание" и "причина" употребляются здесь, естественно, лишь ради сравнения. 
Но когда или поскольку он созрел для сознательной самости, для определенного 
понятия о себе самом, в котором он становится Я и различает свое Я от других, 
тогда то определение, что он произведен, удаляется на задний план, не 
касающийся его живого самочувствия; причина его и зависимость от нее исчезают и 
превращаются в ничто перед его определенным понятием, перед его самосознанием, 
в котором он присутствует лишь для себя, знает и чувствует себя. Исчезнувшая 
для его самочувствия во мраке небытия основа не бросает темной тени на ясный 
свет его самосознания, и вместе с тем исключается всякое чувство зависимости, 
всякое отношение к творению, оно лежит вне области его непосредственного и 
определенного самосознания, которое выражает и открывает лишь присутствие его 
самости, утверждение её. Определение творения было бы чем-то определяющим мое 
самосознание, захватывающим мою сущность лишь в том случае, если бы я сам, 
каков я теперь и каким я себя знаю, в качестве этой личности был в момент 
создания, а именно как совершенно тот же, как этот определенный, сознающий себя,
 каков я есмь, то есть если бы я был прежде тем, чем я стал, или существовал в 
тот момент, когда я не был, что, однако, представляет нелепое противоречие.
Поэтому необходимо, чтобы эта неистинная, скрытая и софистическая зависимость, 
которая на самом деле не есть зависимость и потому носит в себе самой, как сама 
себе противоречащая, зародыш своей гибели и необходимость стать другой, стала 
истинной и целостной, действительной и открытой. Бог, который в философии 
Декарта дает лишь средства для существования обеих субстанций, должен также 
заботиться об образовании их внутреннего, активно вмешаться в их внутреннюю 
сущность. Бог, который в ней стоит за кулисами или скорее лишь играет роль 
суфлера, который помогает обеим субстанциям, когда они не могут уже далее 
ничего сделать ни для себя, ни друг для друга и останавливаются, должен 
выступать на мировой сцене сам, а именно как главный герой пьесы. Основа или 
причина должна выступить на свет из темного фона, где она является лишь 
творящей и поддерживающей или содействующей силой, и обратиться внутрь, в 
сердце вещей. Бог должен быть не только причиной существования (existentiae), 
но и причиной сущности (essentiae) всех вещей, и не только внешней (transeuns), 
но и внутренней, присущей им причиной (causa immanens); так что сущности не 
только не могут быть без бога, но и не могут без него восприниматься и 
пониматься, бог сам теперь становится истинным понятием, сущностью, субстанцией 
духа и материи; и таким образом, оба составляют лишь атрибуты субстанции или 
бога, который поэтому должен теперь необходимо определяться как единственная 
субстанция. Во всяком случае уже у Декарта бог имеет такое значение. Но он лишь 
так представляется; идея не приходит к определенной действительности; все 
остается лишь притом, что так должно быть. Пример этого перехода. Первая 
зависимость ребенка от его родителей носит совершенно внешний характер, это 
зависимость по существованию; его существование зависит от них как от своей