уверенность в его единстве с бытием. Разве мое мышление не есть сомнение в 
реальности вещей, объектов вообще, особенно телесных, то есть различение и 
абстрагирование от них, выделение того, что не мое, не принадлежит мне, есть 
другое, отличное? Но, различая и отвлекая себя таким образом, разве я не 
ссылаюсь на самого себя, не убеждаюсь в себе самом? Разве это мышление не есть 
именно положение, утверждение меня самого? Следовательно, мое бытие? Разве я не 
познаю себя в этом мышлении непосредственно как мыслящее? Не познаю ли таким 
образом, что я такое? В этом саморазличении от всего отделимого и отличного от 
меня не сознаю ли я самого себя? Но разве это сознание, это утверждающее меня 
самого в отличие от другого мышление не самая сильная достоверность меня самого,
 разве оно не неразличимо и неотделимо едино со мной и, как это неотделимо 
единое со мной, моя несомненная, абсолютная, непосредственная сущность, мое 
бытие? Впрочем, то, что в основании этого бытия, которое здесь отлично от 
чувственного бытия и отождествляется с мышлением, лежит только чувственное 
бытие, что человек, как я  показал позже, бессознательно признает истину 
чувственного бытия в то время, как он сознательно её отрицает, что все так 
называемое духовное или нечувственное бытие есть лишь мистифицированное, 
скрытое чувственное бытие, - это косвенно признает и Декарт, говоря, что он, 
хотя считает себя лишь мыслящей сущностью, все-таки не сознает в себе силы, 
посредством которой он мог бы в следующий момент быть именно тем, что он есть 
теперь. Ибо что такое это бытие, которое приписывается здесь мыслящей сущности 
с точки зрения отвлечения от чувственности, как не чувственная, временная 
сущность? (1847;
Для объяснения изложенного надо заметить ещё следующее: 1. Декарт определенно 
говорит, что под мышлением он разумеет не что иное, как сознание (то есть 
мышление, утверждающее само себя, или дух, именно в сомнении, различении, 
будучи направлено и отнесено не к объекту, а к себе самому. "Под словом 
"мыслить" я разумею все, что происходит в нас как сознательных существах, 
поскольку это является предметом нашего сознания". Поэтому, по его воззрению, 
рассудок, воля, воображение, даже чувство составляют нечто единое с мышлением. 
Ибо рассудок, воля, представление и даже чувство есть сознание; в них я также
удостоверяюсь в себе и утверждаю себя; даже в чувстве я, так сказать, 
сомневаюсь в существовании чувственных объектов, то есть отличаю и отвлекаю 
себя от чувственных вещей и в этом различении воспринимаю себя как реальное, 
себя самого, уверен в себе самом и в моей реальности в отличие от другого. 
Также в представлении, в чувстве я нахожусь в такой неотделимости от себя, в 
таком единстве с собой, то есть в такой же уверенности в себе, как в мышлении.
2. Положение "я мыслю, следовательно, я существую" не умозаключение, как 
некоторые думали до сих пор; наоборот, нельзя представить себе чего-либо, что 
было бы более противно смыслу его и мыслям, даже определенным словам Декарта, 
чем мнение, будто это заключение. Он говорит определенно: "Ибо когда мы 
представляем себя мыслящими существами, то это не понятие, получаемое в 
результате вывода, точно так же, как и предложение "я мыслю, следовательно, я 
существую" не выводит бытия в силлогической форме из мышления. Здесь лишь 
признается посредством интуитивного акта просто данный факт. Это ясно из того, 
что тот, кто хотел бы вывести его силлогистически, должен был бы обладать 
первой посылкой: все, что мыслит, есть или существует. Но к этой посылке каждый 
приходит лишь путем собственного опыта, через понимание того, что он не может 
мыслить, не существуя". И Спиноза в своем изложении философии Декарта замечает 
определенно, что это не заключение Принципы философии Декарта, ч. 1, стр. 4. В 
силу своей непоследовательности, которую мы уже выше осудили, но которую ему 
как пионеру философии нельзя особенно ставить в вину, а также в силу 
беспомощности в изложении и выражении своих мыслей Декарт и здесь употребляет 
неподходящие выражения, легко вводящие в заблуждение, например говоря: из моих 
сомнений следовало, что я и мне подобные существа существуют. Он так же неловко 
выражается и противоречит своей собственной истинной мысли или искажает её, 
когда к утверждению, что мы, сомневаясь во всем и считая все несуществующим, 
однако не можем сомневаться, что мы, мыслящие это, существуем, он добавляет: 
ибо противоречиво допущение, что то, что мыслит, в момент своего мышления не 
существует. На непоследовательность этого места, состоящую в том, что он 
примешивает сюда совершенно несущественное представление времени, не приходится 
указывать мыслящему читателю.
3. Обращает на себя внимание необоснованное, противное идее автора возражение 
Гассенди, опирающееся лишь на обыденную чувственную точку зрения, возражение, 
согласно которому Декарт, желая доказать, что он существует, не нуждался в 
таком обилии доказательств; он мог доказать это, исходя из любого действия, ибо 
все, что действует, необходимо существует. Конечно, если бы Декарт, как 
представляет себе Гассенди, хотел доказать лишь свое существование, то есть 
существование отдельного, эмпирического субъекта, а не существование духа, 
только чувственное, эмпирическое существование явления, а не реальное, 
несомненно достоверное, которое может быть лишь таким, т. с. единым с 
несомненно достоверным, неотделимым от духа, присущим ему мышлением, то 
Гассенди был бы прав. Но он и другие, которые делали или ещё делают такое или 
подобные возражения Декарту, должны были бы иметь в виду, что уже с точки 
зрения чувственности существует большое различие между бытием и бытием, что 
нельзя доказать бытия исходя из всякого действия, того или другого, что бытие с 
приятно наполненным желудком гораздо более реально, чем бытие с пустым желудком,
 что в наслаждении яствами человек обладает более реальным бытием, чем при 
выделении их. И если есть разница между заключением из действия голода, рвоты и 
т. п. и заключением и." наслаждения яствами и удовольствия к бытию, то должна