снова в себя. А так как она не входит в себя снова как в то, из чего она 
первоначально вышла, то она не знает ничего о своем происхождении.
Единая вещь не знает ничего, кроме единого; и хотя она в себе хороша, однако 
она не знает ни зла, ни добра, ибо не имеет в себе ничего, что делало бы её 
восприимчивой. Так же мы можем философствовать о воле бога и сказать: если бы 
сокровенный бог, который есть лишь единая сущность и воля, не вывел себя со 
своей волей из вечного знания (мудрости) в темпераменте (в единстве) в 
отдельность воли и не ввел эту отдельность во включенность (Infasslichkeit) в 
жизнь природы и творения так, чтобы эта отдельность существовала бесспорно в 
жизни, как могла бы тогда обнаружиться скрытая воля бога, который в себе лишь 
един? Как в единой воле возможно познание себя самой?
Бог, поскольку он называется богом, не может хотеть ничего, кроме самого себя, 
ибо он не имеет ничего перед собой или за собой, чего он мог бы хотеть; а так 
как он хочет нечто, то оно истекло из него и становится противометом 
(Gegenwurf) самого себя, в котором вечная воля хочет в своем нечто. А так как 
это нечто было бы лишь единым, то воля неё имела бы в нем преимущества; и 
безосновная воля потому разделилась вначале и ввела себя в сущность, чтобы она 
могла действовать в нечто (О божественной созерцаемости, гл. 1, § 8, 10, 17).
Читатель должен знать, что все вещи состоят в да и нет, божественные ли они, 
дьявольские, земные или какие-либо иные. Одно в качестве да (позитивное, 
положительное, утвердительное) есть чистая сила и жизнь, истина бога или сам 
бог. Он был бы в себе самом непознаваем, и в нем не было бы ни радости или 
значительности, ни восприимчивости без нет (негативного, отрицательного). Нет 
есть противомет да или истины, чтобы истина обнаружилась и стала нечто, в чем 
было бы противоположное, в чем вечная любовь могла бы быть действующей, 
восприимчивой, волящей и любящей. Но нельзя сказать, что да отдалено от нет и 
они суть две вещи, расположенные рядом; они лишь одна вещь, только разделяются 
на два начала и образуют два центра, ибо каждое действует и испытывает воление 
в себе самом.
Если бы вечная воля сама не растворялась и не сводилась к приятности, то не 
было бы никакой формы и различимости, но все силы были бы единой силой;
тогда не могло бы быть понимания, так как понимание возникает из различимости 
множества, ибо одно свойство видит, проверяет и хочет другое.
В таком же положении находится радость: если должна возникнуть приятность 
(усваивающая и присваивающая себя собственная существенность), то должно быть 
собственное влечение к самовосприимчивости, как собственная воля к приятности, 
которая не одинакова с единой волей. Ибо единая воля хочет лишь единого блага, 
которое есть она сама, она хочет лишь себя самое в равенстве; но исшедшая воля 
хочет неравенства, чтобы она отличалась от равенства и была своим собственным 
нечто, чтобы было нечто, что видело бы и ощущало вечное видение. А из 
собственной воли возникает нет, ибо она ведет себя в своеобразности, как в 
довольстве сама собой, она хочет быть нечто и не одинакова с единством, ибо 
единство есть исходящее да, которое вечно распространяет само себя и есть 
невосприимчивость, ибо оно не имеет ничего, в чем могло бы ощущать себя, кроме 
довольства уклонившейся воли, как в нет, которое есть противомет да, в чем да 
обнаруживается и в чем оно имеет нечто желаемое.
Ибо единое не имеет в себе ничего, что оно могло бы хотеть, и удваивается, 
чтобы стать двумя; оно не может ощущать себя в единстве, но в двойственности 
оно ощущает себя. Вот как следует понимать основу:
отделенная воля исходит из равенства вечного веления и не имеет ничего, что оно 
могло бы пожелать, кроме себя самой. Но так как она нечто в сравнении с 
единством, которое есть ничто и все, то она сводится к влечению к себе самой и 
желает себя самое и единство, из которого она изошла.
Она вожделеет единства ради ощущения любовного стремления, чтобы единство было 
ощутимо в ней, а себя самое она вожделеет ради движения, познания и понимания, 
чтобы в единстве была отдельность, чтобы возникли силы; и хотя сила не имеет ни 
основы, ни начала, но в приятности возникают различия, из коих происходит 
природа.
Эта выделенная воля сводится к влечению, и влечение притягивает подобно магниту,
 а единство исходит. Теперь в противоположном имеется да и нет, ибо истечение 
не имеет основы, а притяжение создает основу. Ничто стремится из себя, чтобы 
обнаружиться, а нечто стремится в себя, чтобы быть ощутимым в ничто, чтобы 
единство в нем было ощутимо. Таким образом, и вне, и внутри есть неравенство.
Первое свойство притяжения есть нет, так как оно не равно да как единству, ибо 
оно создает в себе тьму, то есть потерю в благе (Теософические вопросы, 3-й 
вопрос, 7-10-й и 14-й).

§ 48. Объяснение процесса раздвоения на бога и природу
Теперь мы снова возвращаемся к самосозерцаемости, чтобы, исходя из нее, 
объяснить происхождение вечной природы, которую Яков Бёме, пользуясь 
выражениями Библии, отличает от самосозерцаемости, мудрости, которую он 
называет вечно говорящим словом, которое отец высказывает в сыне как 
высказанное, оформленное, сжатое слово, и точно так же отличает от природы, то 
есть начальной, временной природы, в которой лежит творение этого мира (Выбор 
благодати, гл. 1, 30).
Поэтому безосновная воля в самосозерцаемости или в зеркале мудрости, в которой 
заключены все цвета, добродетели и силы, но не субстанциально, самостоятельно, 
а духовно, созерцая самих себя, становится влекущейся волей, влечением. 
Безосновная воля, или просто воля, так как она "тонка, как ничто" (Воплощение 
Христа, гл. I, § 9; гл. II, § 1), сама по себе и для себя есть именно