|
преимущественной частью духа, а потому и корнем воли) нечто нематериальное. Но
рассудок есть прежде всего нечто отличное от фантазии или чувственной
способности представления, ибо он наша способность путем заключений подниматься
к познанию того, что не может быть представлено чувственно, о чем нельзя
составить себе чувственного представления. Рассудок в отличие от представления
не имеет материальных образов, в которых он представляет себе вещи; но то, что
воспринимается без материальной формы, само нематериально во-вторых, одному
духу присущи отраженные действия, только он понимает самого себя и свои
действия, и особенно он знает, что он познает. Но эта функция превосходит
способность телесной природы, ибо все телесное так связано с определенным
местом, что может обращаться не само на себя, но лишь на другое, отличное от
него. Отсюда предложение: ничто не действует обратно само на себя. Конечно,
может казаться, что действие чего-либо телесного возвращается само на себя, но
тогда в действительности одна часть действует на другую. В-третьих, мы
составляем себе не просто общие понятия, но мыслим и самое сущность и принцип
общности. Но так как общее таково, что оно отделено от всех материальных
условий и различий единичности, то дух, совершающий этот разрыв с материей,
должен действительно быть свободен от материи. Животные не познают и не мыслят
общности, или общей сущности, например человеческой гуманности, человечности,
отдельно от материальных условий и различий; они представляют себе не
абстрактное, но всегда только конкретное, не цвет, а цветное, не вкус, а лишь
определенную вещь, имеющую тот или иной вкус. Наконец, что касается объекта
духа, то он не определенен, он обнимает все, его объект не ограничен, так как
все истинное, всякая сущность в качестве сущности составляет его объект.
Поэтому его способность познания простирается на все роды вещей, как телесных,
так и бестелесных, хотя некоторые препятствия удерживают его от познания многих
предметов. Поэтому дух бестелесен, ибо он не мог бы иметь представления о
чем-либо бестелесном, если бы он сам был материален. Но так как дух, или
разумная душа, бестелесен, то он необходимо должен быть бессмертен, ибо то, что
бестелесно, следовательно не имеет массы и частей, на которые оно могло бы быть
разделено и разложено, должно по необходимости всегда оставаться таковым,
каково оно теперь, ибо ни в нем самом, ни в другом не может быть причины его
разложения, поэтому оно должно сохраняться вечно.
§ 41. Критический взгляд на Гассенди
Но и здесь с первого взгляда ясно, как мало тот Гассенди, который считает атомы
принципами мира, связан с тем Гассенди, который из бестелесности души выводит и
её бессмертие. Совершенно нелогично в одном месте он утверждает, что даже
признание непреходящих тел не уничтожает правильности его аргументов, ибо если
даже тело может быть непреходяще, то дух тем более должен быть таков. Как же
это согласуется с атомами, которые не допускают иной бестелесности, кроме
пустоты, для которых не быть телом - то же самое, что не существовать? С
атомами Гассенди это, конечно, совместимо, но они сами не согласуются с собой,
противоречат сами себе, ибо они не абсолютно твердые, стойкие, не допускающие
никакого деления, вооруженные против всякого приступа и натиска герои Эпикура,
но всеподданнейшие слуги произвола, трусливые, добродушные простаки, которые
без возражения и противодействия позволяют вынимать свою душу из тела. Ибо,
хотя они уже с самого начала терпеливо позволяли себя грабить и дали
достаточные доказательства своего повиновения и благонамеренности, все же под
конец эти бедняги должны ещё с течением времени потерять свою неразложимость.
Но что это за атом, то есть неразложимое, которое разложимо? Конечно, и это
определение неразложимости, собственно, отнято у них уже тем, что они
представляются созданными;
ибо неразложимое есть именно первое, дальше которого я не могу пойти, которое
не имеет над собой принципа, каков бы он ни был. Впрочем, для извинения этих
противоречий достаточно заметить, что для Гассенди сам атом имеет только
гипотетическое значение и существование.
ЯКОВ БЁМЕ
§ 42. Значение Якова Бёме для истории философии
История мыслящего духа ведет нас теперь из великолепных, внешне блестящих и
импонирующих, а внутри довольно несовершенных дворцов славных отцов эмпиризма в
плохую и невзрачную внешне, но хранящую сокровища внутри хижину герлицкого
сапожника Якова Бёме. Блестящее исключение из общего правила: ne sutor ultra
crepidam сапожник, знай свою колодку, которое доказывает на деле, что дух
истории, всеобщий дух есть единственный дух человека и он, невзирая на лица,
ранги, рождение, внешние средства, выдвигает людей из пыли и мрака
неизвестности и делает их своими органами, провозвестниками своей сущности.
Исторические идеи, как подземные источники, пробиваются также из мест, где их
меньше всего можно было ожидать; они исходят от индивидов, которые черпают
сведения о том, что происходит в духовном мире, не из необходимого,
обусловленного образованием и знанием языков чтения отечественных и иностранных
журналов, а по слухам и самое большее из сельской газеты; они поэтому кажутся
тому, кто рассматривает таких индивидов вне истории, чудесами, так как эти
индивиды удивляются себе и их собственные идеи, к которым они не знают, как
|
|