Гоббсова философия или, правильнее, эмпирия не знает ничего о духе и душе. Она, 
ограничивая область мышления материальным, делает объектом философии 
единственно тело, только его считает мыслимым, только ему приписывает 
действительность и субстанциальное бытие, поэтому в ней не может быть речи о 
психологии, то есть учении о душе, но лишь об эмпирической антропологии. 
Поэтому и в её морали человек может быть объектом только как чувственный, 
единичный, эмпирический индивид. Но так как она берет за основание единичный, 
чувственный индивид и фиксирует его как реальный, то основа морали - воля, как 
воля чувственного индивида, связанная с его чувственностью и единичным бытием, 
должна быть также чувственной, то есть недуховной, неморальной волей, то есть 
влечением, стремлением. А так как носитель и субъект воли, единичный индивид, 
обусловлен, определен извне, подвержен механическим впечатлениям и действиям 
объектов - словом, просто и вполне определен, то и воля здесь должна быть 
определенной, зависимой;
она не что иное, как вызванное объектами самой воли движение крови и жизненных 
духов. Далее, так как индивид не только единичен, но необходимо также разделен, 
отличен от других индивидов, то и объект воли, имеющей своей основой единичный, 
особенный, отличный индивид, - добро - есть только особенное, различное, чисто 
индивидуальное, только относительное. Ничто само по себе и для себя не является 
ни благом, ни злом, мерой благости или зла служит чувственный индивид. Поэтому 
добро имеет лишь значение благотворного, приятного, вызывающего удовольствие, 
полезного; зло же имеет значение лишь бедствия, неприятного, вредного. С этой 
точки зрения наибольшее из всех благ неизбежно есть самосохранение, наибольшее 
из всех зол - смерть.
Так как человек является объектом и основой гоббсовской эмпирии лишь как 
чувственный, единичный индивид и фиксируется в этой чувственной единичности как 
самостоятельный и реальный, то государство неизбежно должно быть в ней не 
первоначальным и существующим само по себе, но чем-то вызванным и созданным или 
насилием и подчинением, или свободным соглашением и договорами самих индивидов; 
потому государство предполагает состояние неограниченной самостоятельности и 
свободы отдельных индивидов как так называемое естественное состояние. 
"Могущественное чудовище, называемое государством, есть артефакт, своего рода 
искусственный человек. Однако оно значительно превосходит по своей силе и 
значению естественного человека, для блага и обеспечения которого оно 
придумано". "Если бы люди были в состоянии руководить собою путем самообладания,
 то есть жить по естественным законам, то они не нуждались бы в государстве и 
принудительной власти". "Существуют два вида государства: естественное, власть 
которого отеческая и деспотичная, и законное, которое можно также назвать 
политическим. В первом господин приобретает подданных своей волей; во втором 
граждане свободным решением выбирают себе господина". Отсюда государство как 
соединение существующих в этой чувственной единичности и индивидуальности, 
самостоятельных и реальных, не только равнодушных ко всякому соединению и друг 
к другу, но и враждебных индивидов может быть лишь насильственным состоянием, 
единством, но не организма, подчиняющего граждан, а подавляющей, то есть слепой,
 грубой, механической власти. Хотя индивиды в государстве получают звание и 
определение граждан, теряя по отношению к тиранически подавляющему государству 
все права, хотя граждане по отношению к согражданам сохраняют вместо права на 
все, которое имел каждый в естественном состоянии, лишь ограниченное право на 
нечто, однако в государстве они остаются вне государства, в соединении - вне 
соединения, остаются в так называемом естественном состоянии, то есть 
отдельными самостоятельными индивидами. "После образования государства каждый 
гражданин удерживает для себя лишь столько свободы, сколько нужно для приятной 
и спокойной жизни, тогда как остальные лишаются возможности создавать опасность.
 Вне государства каждый имеет неограниченное право на все, но так, что в 
действительности он никогда не может спокойно наслаждаться. В государстве права 
каждого ограничены, но то, что причитается ему, обеспечено". Ибо сами по себе, 
по своей природе граждане равнодушны ко всякому государственному соединению и 
единству, они ценят его, лишь поскольку могут достичь в государстве приятной 
жизни - той цели, которая недостижима во всеобщей войне, имеющей место в 
естественном состоянии. С необходимостью поэтому эта масса, эта разрозненная 
толпа равнодушных друг к другу индивидов должна сдерживаться лишь 
неограниченной деспотией, и потому единство, государство получает бытие лишь в 
абсолютной верховной власти, так что, представляет ли она господство многих или 
одного деспота, она является самим народом, государством. "Quod de civitate 
verum est, id verum esse intelligitur de eo homine vel coetu hominum, qui 
summam habet potestatem; illi enim civitas sunt, quae nisi per summam eorum 
potestatem non exsistit" "To, что верно для государства, считается верным и для 
человека или собрания, имеющего верховную власть, ибо они составляют 
государство, которое существует лишь в силу верховной власти". "Civitatem in 
persona Regis contineri" "Государство заключается в личности правителя". 
Конечно, status civilis гражданское состояние есть состояние, отличное от 
status naturalis естественного состояния, даже насильственное отрицание его, 
так как оно устраняет предполагаемую в морали и в status naturalis реальность 
отдельных индивидов, лишает их в отношении к государству всех прав, свободы и 
самостоятельности; но в то же время государство остается всегда в естественном 
состоянии, хотя именно деспотия составляет государство, а следовательно, и 
различие status civilis от status naturalis. Это содержится уже в происхождении 
верховной власти, как выводит её Гоббс. Именно люди переносят на того или тех, 
кто должен управлять, всю свою силу и власть, то есть всё свои права. Правда, 
власть, право правителя по форме, то есть поскольку она перенесена, отличается