конечной цели, у того нет родины, нет святыни. Отсутствие цели есть величайшее 
несчастье. Человек, преследующий даже самые обыденные цели, счастливее того, 
кто, быть может, и лучше его, но не имеет цели. Цель ограничивает, но 
ограничение есть наставник добродетели. Человек, имеющий цель, такую цель, 
которая истинна и существенна сама по себе, имеет тем самым религию, если и не 
в ограниченном смысле богословской черни, то во всяком случае (что и требуется) 
в смысле разума, в смысле истины.
      
Глава седьмая
Тайна троичности и матери божьей
      
      Если человек, как существо чувствующее и страдающее, не удовлетворяется 
богом бесчувственным, не способным к страданию, то он не удовлетворяется также 
и существом, только чувствующим, существом, лишенным разума и воли. Полноценный 
человек может удовлетвориться только таким существом, которое носит в себе 
всего человека. Сознание человеком себя в своей цельности есть сознание 
троичности, троица соединяет в единство определения или силы, которые дотоле 
рассматривались как разъединенные, и тем низводит всеобщую сущность разума, то 
есть бога, как бога, на степень особой сущности, особой способности.
      То, что богословие определяет как отображение, образ, подобие троицы, мы 
должны рассматривать исключительно как саму вещь, как сущность, первообраз, 
оригинал, и тогда загадка будет решена. Мнимые образы, в которых олицетворялась 
троица, чтобы стать понятной, суть: дух, рассудок, память, воля, любовь.
      Бог мыслит и любит, но мыслит он и любит себя; все мыслимое, познаваемое, 
любимое есть сам бог. Первое, что мы встречаем в троице, есть объективирование 
самосознания. Самосознание неизбежно, невольно действует на человека как нечто 
абсолютное. Бытие для него равносильно самосознанию. Бытие с сознанием есть для 
него просто бытие. Не существовать или существовать не зная того, что 
существуешь, – это одно и то же. Самосознание имеет абсолютное значение для 
человека и само по себе. Бог, не знающий себя, бог без сознания, не есть бог. 
Человек одинаково не может мыслить как себя, так и бога без сознания. 
Божественное самосознание есть не что иное, как сознание сознания, как 
абсолютной или божественной сущности.
      Впрочем, троичность никоим образом не исчерпывается этим определением. Мы 
поступили бы вполне произвольно, если бы свели только к нему и ограничили 
только им тайну троичности. Сознание, рассудок, воля и любовь в значении 
абстрактных сущностей или определений относятся к области только абстрактной 
философии. Но религия есть сознание человеком себя в своей живой цельности, в 
которой единство самосознания существует только как завершившееся единство "Я" 
и «ты».
      Религия, по крайней мере христианская, абстрагирует от мира; внутренняя 
жизнь составляет её существо. Религиозный человек ведет жизнь уединенную, 
сосредоточенную в боге, тихую, лишенную радостей мира. Но он отчуждается от 
мира только потому, что сам бог есть существо, отчужденное от мира, вне и 
сверхмировое, – выражаясь строго и абстрактно философски, – есть небытие мира. 
Однако бог как внемировое существо есть не что иное, как сущность человека, 
свободная от всяких связей и соотношений с действительностью, возвысившаяся над 
миром, реализованная и рассматриваемая как объективная сущность. Такой бог есть 
сознание способности абстрагировать себя от всего другого, довольствоваться 
собой и зависеть только от себя, подобно тому как в религии эта способность 
становится объектом для человека в качестве отличной от человека, особой 
сущности. Бог как бог, как существо простое есть существо одинокое – абсолютное 
одиночество и самостоятельность, ибо одиноким может быть только то, что 
самостоятельно. Способность к одиночеству есть признак характера и мыслительной 
способности. Одиночество есть потребность мыслителя, общение – потребность 
сердца. Мыслить можно одному, любить надо непременно другого. В любви мы 
зависимы, так как она есть потребность в другом существе; мы самостоятельны 
только в одиночном акте мышления. Одиночество есть независимость, 
самодовольство.
      «Существо божие стоит вне всех тварей, подобно тому как бог от вечности 
был в себе самом; поэтому отврати любовь свою от тварей». (Иог. Бергард. 
Гергард, Medit. sacrae. Med. 31). «Если ты хочешь обресть творца тварей, ты 
должен отречься от тварей... Чем меньше тварей, тем больше бога. Поэтому гони 
от себя всех тварей со всей их утехой» (И. Таулер, Postilla. 1621, стр. 312). 
«Если человек не может в сердце своем правдиво сказать: бог и я только и 
существуем в мире, и ничего иного не существует, – то нет ещё покоя в нем» (Г. 
Арнольд, Von Verscнmaeнung der Welt. Waнre Abbild der ersten Cнristen, кн. 4, 
гл. 2, пар. 7).
      Но одинокий бог исключает существенную потребность всякой
      двойственности, любви, общения, действительного, полного самосознания – у 
него нет другого "Я". Религия удовлетворяет эту потребность тем, что соединяет 
одинокое божественное существо с другим, вторым, отличающимся от него как 
личность, но однородным с ним по существу – с богомсыном, отличным от 
богаотца. Боготец – это "Я", богсын – «ты». "Я" – это рассудок, «ты» – 
любовь. Любовь в связи с рассудком и рассудок в связи с любовью образуют 
впервые дух, а дух есть цельный человек.
      Только общественная жизнь есть истинная, себе довлеющая, божественная 
жизнь – эта простая мысль, эта естественная для человека, врожденная истина и 
составляет сверхъестественную тайну троичности. Но эта истина, как и всякая 
другая, признается религией только косвенным, то есть превратным, образом;