Сократ. А для женщины, друг мой, разные будут ремесла повитухи и свахи?

Теэтет. Похоже, что нет.

Сократ. В том-то и дело. Однако у нас часты случаи неправильного и неумелого
сватовства мужчины и женщины, имя которому сводничество. Вот из-за него-то 
повитухи,
как особы священные, избегают сватовства, опасаясь навлечь на себя вину, тогда 
как, по
существу, одним повитухам уместно и подобает сватать.

Теэтет. Очевидно.

Сократ. Таково ремесло повитухи, однако моему делу оно уступает. Ибо женщинам 
не
свойственно рожать иной раз призраки, а иной раз истинное дитя, а вот это 
распознать
было бы нелегко. Если бы это случалось, то великая и прекрасная обязанность - 
судить,
истинный родился плод или нет, стала бы делом повитух. Или ты не находишь?

Теэтет. Нахожу.

Сократ. В моем повивальном искусстве почти все так же, как и у них, - отличие, 
пожалуй,
лишь в том, что я принимаю у мужей, а не у жен и принимаю роды души ", а не 
плоти.
Самое же великое в нашем искусстве - то, что мы можем разными способами
допытываться, рождает ли мысль юноши ложный призрак или же истинный и
полноценный плод. К тому же и со мной получается то же, что с повитухами: сам я 
в
мудрости уже неплоден, и за что меня многие порицали, - что-де я все 
выспрашиваю у
других, а сам никаких ответов никогда не даю, потому что сам никакой мудрости 
не ведаю,
- это правда. А причина вот в чем: бог понуждает меня принимать, роды же мне
воспрещает. Так что сам я не такой уж особенный мудрец, и самому мне не а 
выпадала
удача произвести на свет настоящий плод - плод моей души. Те же, что приходят 
ко мне,
поначалу кажутся мне иной раз крайне невежественными, а все же по мере 
дальнейших
посещений и они с помощью бога удивительно преуспевают и на собственный и на
сторонний взгляд. И ясно, что от меня они ничему не могут научиться, просто 
сами в себе
они открывают много прекрасного, если, конечно, имели, и производят его на свет.

Повития же этого виновники - бог и я. И вот откуда это видно: уже многие юноши 
по
неведению сочли виновниками всего этого самих себя и, исполнившись презрения ко 
мне,
то ли сами по себе, то ли по наущению других людей ушли от меня раньше времени. 
И что
же? Ушедши от меня, они и то, что еще у них оставалось, выкинули, вступивши в 
дурные
связи, и то, что я успел принять и повить, погубили плохим воспитанием. Ложные
призраки стали они ценить выше истины, так что в конце концов оказались 
невеждами и в
собственных и в чужих глазах. Одним из них оказался Аристид, сын Лисимаха, было 
и
много других. Когда же они возвращались обратно и вновь просили принять их, 
стараясь
изо всех сил, то некоторым мой гении запрещал приходить, иным же позволял, и те 
опять
делали успехи. Еще нечто общее с роженицами испытывают они в моем присутствии:
{9}
днями и ночами они страдают от родов и не могут разрешиться даже в большей мере,
 чем
те, - а мое искусство имеет силу возбуждать или останавливать эти муки. Так я с 
ними и
поступаю. Но иногда, Теэтет, если я не нахожу в них каких-либо признаков 
беременности,
то, зная, что во мне они ничуть не нуждаются, я из лучших побуждений стараюсь
сосватать их с кем-то и, с помощью бога, довольно точно угадываю, от кого бы 
они могли
понести. Многих таких юношей я отдал Продику, многих - другим мужам, мудрым и
боговдохновенным.

Потому, славный юноша, так подробно я все это тебе рассказываю, что ты, как я