довольно глубокими и тем самым долговечными. Как раз эти люди лучше всего 
поддаются
обучению, и у них же наилучшая память, они не смешивают знаки ощущений и всегда
имеют истинное мнение. Ведь отпечатки их четки, свободно расположены, и они 
быстро
распределяют их соответственно существующему (так это называют), и этих людей 
зовут
мудрецами. Или тебе это не по душе?

Теэтет. Чрезвычайно по душе.

Сократ. Когда же это сердце, которое воспел наш премудрый поэт, космато или 
когда оно
грязно и не из чистого воска и либо слишком рыхло, либо твердо, то у кого оно 
рыхлое, те
хоть и понятливы, но оказываются забывчивыми, те же, у кого твердое, - 
наоборот; у кого
же воск негладкий, шершаво-каменистый, смешанный с землей и навозом, у тех
получаются неясные отпечатки. Неясны они и у тех, у кого жесткие восковые 
дощечки, ибо
в них нет глубины, и у тех, у кого они чересчур мягки, ибо отпечатки, 
растекаясь,
становятся неразборчивыми. Если же ко всему тому у кого-то еще и маленькая 
душонка, то,
тесно наползая один на другой, они становятся еще того неразборчивее. Все эти 
люди
бывают склонны к ложному мнению. Ибо когда они что-то видят, слышат или
обдумывают, они, медлительные, не в силах к каждому быстро отнести ему
соответствующее и, распределяя неправильно, по большей части и видят, и слышат, 
и
мыслят превратно. Про таких говорят, что они заблуждаются относительно
существующего, и называют их неучами.

Теэтет. Ты прав, как никто, Сократ

Сократ. Итак, скажем ли мы, что у нас бывают ложные мнения?

Теэтет. Решительно.

Сократ. А истинные тоже?

Теэтет. И истинные.

Сократ. Итак, будем считать, что мы пришли к достаточно твердому соглашению и у 
рас,
безусловно, бывают оба этих мнения?

Теэтет. В высшей степени так.

Сократ. Пожалуй, страшно, Теэтет, и поистине неприятно быть праздным болтунов

Теэтет. Как так? К чему ты это сказал?
{47}
Сократ. Досадуя на свою тупость и порядочную болтливость. Ну как еще это можно
назвать, когда кто-то и так и этак растягивает свои рассуждения и но лености не 
может ни
принять хоть одно, ни от него отказаться?

Теэтет. Да, но тебе-то на что досадовать?

Сократ. Я не только досадую, но и боюсь, что не сумею отчитаться, если кто-то 
спросит
меня: "Сократ, ты нашел, что ложное мнение возникает не от взаимодействия 
ощущений и
не в мыслях самих по себе, но от соприкосновения ощущения с мыслью?" Полагаю, я 
с
самодовольным видом подтвержу это, как некое прекрасное открытие, сделанное 
нами.

Теэтет. Мне, по крайней мере, кажется, Сократ, что ничего постыдного в только 
что
изложенном нет.

Сократ. "Значит, ты утверждаешь, - скажет он, - что человека, которого мы 
только
мыслим, по не видим, мы никогда не сочтем лошадью, которую в свою очередь мы 
тоже
не видим и не осязаем, и никак иначе не ощущаем, а только мыслим?" Я думаю, мне
придется согласиться.