Теэтет. И правильно сделаешь.

Сократ. "Что же, - скажет он, -одиннадцать, которое всего только кем-то 
мыслится,
никогда нельзя будет счесть за двенадцать, которое тоже лишь мыслится?" 
Давай-ка
отвечай!

Теэтет. Но я отвечу, что, когда видишь или осязаешь, можно принять одиннадцать 
за
двенадцать, но мысленно такое представление об этих числах невозможно.

Сократ. Что же? Думаешь, если кто-то будет рассматривать про себя пять и семь, 
- не
воображать себе пять и семь человек или что-то еще в этом роде, но 
рассматривать сами
числа пять и семь, которые, как мы говорили, суть знаки, запечатленные на 
дощечке из
воска, и по поводу которых нельзя составить себе ложного представления, - так 
вот,
спрашивая себя, сколько же это будет вместе, какой-то человек, подумавши, 
скажет, что
одиннадцать, а какой-то - что двенадцать? Или все и подумают и скажут, что 
двенадцать?

Теэтет. Клянусь Зевсом, нет! Многие скажут, что одиннадцать. Если же кто-то 
будет
рассматривать большие числа, то и ошибка будет больше. Ведь ты, я думаю, скорее
говоришь о всяком числе.

Сократ. Ты правильно думаешь. И заметь, тогда происходит вот что: те самые 
оттиснутые
в воске двенадцать принимаются за одиннадцать.

Теэтет. Пожалуй, так.

Сократ. Итак, не возвращаемся ли мы к прежнему рассуждению? Ведь испытывающий
нечто известное принимает это за другое, также известное, а это, как мы 
говорили,
невозможно; так мы и вынуждены были признать, что ложного мнения не бывает, 
чтобы
не заставлять одного и того же человека одновременно и знать и не знать одно и 
то же.

Теэтет. Ты совершенно прав.

Сократ. Итак, нужно объявить, что ложное мнение - это нечто иное, нежели отход 
мысли
от ощущения. Иначе мы никогда не заблуждались бы в области мысли как таковой. А 
так
получается, что либо не бывает ложного мнения, либо можно не знать известного. 
Что из
этого ты выбираешь?

Теэтет. Трудный выбор ты предлагаешь, Сократ.
{48}
Сократ. Однако боюсь, наше рассуждение не до- . пускает ни того ни другого. 
Впрочем,
надо дерзать до конца: что, если нам отбросить стыд?

Теэтет. Каким образом?

Сократ. Пожелав ответить, что такое есть знание.

Теэтет. Что же в этом бесстыдного?

Сократ. Тебе, как видно, и невдомек, что с самого начала наше рассуждение было 
поиском
знания; ведь мы не знали, что это такое.

Теэтет. Нет, я понимаю.

Сократ. А по-твоему, это не бесстыдство, не зная знания, объяснять, что значит 
"знать"?
Дело в том, Теэтет, что мы давно уже нарушаем чистоту рассуждения. Уже тысячу 
раз мы
повторили: "познаем" и "не познаем", "знаем" или "не знаем", как будто бы 
понимая друг
друга, а меж тем, что такое знание, мы так еще и не узнали. Если хочешь, то и