может
лучше него судить о том, каким покажется и будет будущее.

Феодор. Совершенно верно.

Сократ. Но и законодательство и польза обращены к будущему, и любой согласится, 
что
неизбежно город, издающий законы, часто допускает промах в отношении высшей 
пользы.

Феодор. Разумеется.

Сократ. Значит, и мы можем с полным правом сказать твоему учителю, что он
непременно должен признать одного человека более мудрым, чем другой, и что тот,
мудрейший, и есть мера, - мне же, невежде, нет никакой необходимости 
становиться
мерой, как к тому принуждала меня недавно произнесенная за него речь: хочешь - 
не
хочешь, а будь ею.

Феодор. Мне кажется, Сократ, это как раз наиболее уязвимая часть его 
рассуждения,
уязвимого, впрочем, и там, где он наделяет решающей силой мнения других, а те,
оказывается, вовсе и не считают его рассуждения истинными.

Сократ. Это рассуждение, Феодор, уязвимо со всех сторон, ибо не всякое мнение 
всякого
человека истинно. А вот чувственные наши восприятия, с которыми связаны 
ощущения и
соответствующие им мнения, изобличить как неистинные, пожалуй, труднее. Но 
может
быть, я несу вздор. Дело в том, что они бывают неопровержимы, и правы те, кто 
говорит,
что они отчетливы и суть знания, и наш Теэтет удачно заметил, что ощущение и 
знание -
это одно и то же. А потому, как побуждает нас произнесенная за Протагора речь, 
следует
{32}
подойти ближе к этому несущемуся бытию и, постучав, посмотреть, раздастся ли 
звук
целого или надтреснутого сосуда. Спор из-за этого бытия - не пустое дело и не 
между
малым числом людей.

Феодор. Далеко не пустое. В Ионии он разгорелся повсюду, и друзья Гераклита
решительно возглавили хор сторонников этого рассуждения.

Сократ. Тем более, милый Феодор, следует с самого начала посмотреть, как они 
ставят
этот вопрос.

Феодор. Разумеется. Так вот, Сократ, что касается этих гераклитовцев и, как ты 
говоришь,
гомеровцев, а также более древних, то с самими эфесцами , кичащимися своей
опытностью, разговаривать не легче, чем с разъяренными слепнями. Прямо как 
стоит в их
писании, они вечно несутся, а задержаться на предмете исследования или вопросе,
спокойно и чинно отвечать или спрашивать менее всего им присуще. Скорее можно
сказать, что это им и вовсе не свойственно - покоя для них не существует. А 
если ты кого-
нибудь о чем-либо спросишь, то они обстреляют тебя, вытаскивая, как из колчана, 
одно
загадочное речение за другим, и если ты захочешь уловить смысл сказанного, то 
на тебя
обрушится то же, только в переиначенном виде, и ты с ними никогда ни к чему не
придешь. Да и между собою им это не удается, благо они вовсю остерегаются, как 
бы не
оказалось чего-либо прочного в их рассуждениях или в их собственных душах, 
считая, как
мне кажется, это застоем. А с ним они страшно воюют и но возможности отовсюду 
его
изгоняют.

Сократ. Может быть, Феодор, ты видел этих мужей в споре и не заставал их в 
мирной
беседе - ты ведь не водишь с ними дружбы. Но своим ученикам, думаю я, из 
которых они
хотели бы сделать свое подобие, они на досуге как раз излагают что-то в этом 
роде.