И я далек от того, любезный Сократ, чтобы сравнивать мудрецов с лягушками. 
Напротив, я
сравниваю их с врачами там, где дело касается тела, и с земледельцами - там, 
где
растений. Ибо я полагаю, что и эти последние создают для растений, когда 
какое-то с из
них заболевает, вместо дурных ощущений хорошие, здоровые и вместе с тем 
истинные, а
мудрые и хорошие ораторы делают так, чтобы не дурное, а достойное 
представлялось
гражданам справедливым: ведь что каждому городу представляется справедливым и
прекрасным, то для него и есть таково, пока он так считает. Однако мудрец 
вместо каждой
дурной вещи заставляет достойную и быть и казаться городам справедливой. На том 
же
самом основании и софист, способный таи же воспитать своих учеников, мудр и
заслуживает от них самой высокой платы. Итак, одни бывают мудрее других и в то 
же
время ничье мнение не бывает ложным, и, хочешь ты того или нет, тебе придется
допустить, что ты мера, ибо только так остается в силе мое рассуждение.

Если же ты хочешь оспорить это с самого начала, то оспаривай, но рассуждай
последовательно. Если тебе нравится путь вопросов, спрашивай, ибо разумному 
человеку
следует не избегать этого, а всячески это поощрять. Но соблюдай одно правило: 
пусть твои
"вопросы не будут обидными. Верх непоследовательности - заявляя о своем 
стремлении к
добродетели, быть несправедливым в своих рассуждениях. А несправедливость
получается тогда, когда забывают, что по-иному строится спор, по-иному 
рассуждение. В
первом случае допустимо и подшучивать и сбивать с толку чем и как только можешь,
 во
втором же следует рассуждать серьезно, поправлять своего собеседника, указывая 
ему
лишь на те промахи, которые он допустил по своей вине или по вине своих прежних
учителей.

Если ты будешь поступать таким образом, то в своих недоумениях и затруднениях 
твои
собеседники будут винить не тебя, а лишь себя самих и будут искать твоих бесед 
и твоей
дружбы, разлюбив себя и убегая от самих себя в философию, чтобы стать другими 
людьми
и покончить с тем, чем они были прежде. Если же ты, как и большинство, будешь
поступать наоборот, то и получится все наоборот и у тебя, и у твоих 
собеседников: вместо
философов, когда они станут старше, ты произведешь на свет ненавистников этого
занятия. А если ты ь послушаешься моего прежнего совета, то без неприязни и
запальчивости, но как можно благожелательнее рассмотри, что же на самом деле я 
имею в
виду, когда объявляю, что все движется и что то, что каждый мнит, то оно и есть,
 будь то
для одного человека, будь то для целого города. И уже потом суди, то же самое 
или
различное есть знание и ощущение, а не так, как ты делал недавно, пользуясь 
ходячими
выражениями, с помощью которых большинство людей, выдергивая их откуда по- " 
пало,
доставляют друг другу всяческие затруднения".

Вот так, Феодор, я вступился за твоего друга по мере моих слабых сил. Если бы 
сам он был
жив, он лучше защитил бы свое учение.

Феодор. Ты шутишь, Сократ; ведь ты оказал сильную поддержку этому человеку.

Сократ. Прекрасно, друг мой. А скажи, не заметил ли ты, что, когда Протагор 
только что
держал речь и порицал нас за то, что, толкуя с детьми, мы используем для 
опровержения
его положений робость ребенка, он тем самым, отвергая всякие забавы и требуя 
уважения
к своей мере всех вещей, велел нам с тобой серьезно отнестись к его 
рассуждению?

Феодор. Как было не заметить, Сократ!
{24}
Сократ. Ну и что? Прикажешь послушаться его?