Теэтет. Да, конечно.

Сократ. Я думаю, он соберет воедино все доводы, что мы приводили в его защиту, 
и, не
скрывая своего те к нам презрения, скажет так: "Этот честный Сократ, когда 
ребенок,
напуганный вопросом, может ли один и тот же человек одно и то же помнить и 
вместе с
тем не знать, со страху ответил, что нет, ибо не мог предвидеть последствий, - 
этот Сократ
выставил меня таким образом в своих речах на посмешище. Дело же обстоит так,
легкомысленный ты человек, что, когда ты с помощью вопросов исследуешь мои
положения и спрошенный отвечает так, как ответил бы я, и при этом ошибается,
оказываюсь опровергнут я, а когда он отвечает иначе [,чем ответил бы я], 
опровергнут
оказывается он сам. И ты думаешь, кто-то с тобой согласится, что память об 
испытанных
ощущениях тождественна тем, которые были тогда, когда он их испытывал, в то 
время как
больше он их уже не испытывает? Далеко не так. Или кто-то решится признать, что 
одно и
то же может быть известно и неизвестно одному и тому же человеку? Или если он
побоится признать это, то, думаешь, он уступит тебе в том, что изменившийся - 
тот же
самый человек, что и до изменения? Более того, что это тот человек, а не те, 
бесконечно
возникающие, - коль скоро происходят изменения, - если уж надо избегать западни,

расставляемой друг другу с помощью имен? Нет, любезнейший, скажет он, честно 
выступи
против моих рассуждений и, если можешь, уличи меня в том, что не особые у 
каждого из
нас возникают ощущения; или если они особые, то из этого вовсе не следует, что
кажущееся кому-то возникает только для него одного, а если нужно сказать о 
чем-то "есть",
то это должно "быть" только для того, кому это кажется. Поминая же свинью и 
кинокефала,
ты не только сам поступаешь по-свински, но и слушателей склоняешь так же вести 
себя по
отношению к моим сочинениям, а это не делает тебе чести. Я же утверждаю, что 
истина
такова, как у меня написано: мера существующего или несуществующего есть каждый 
из
нас. И здесь-то тысячу раз отличается один от другого, потому что для одного 
существует и
ему кажется одно, а для другого - другое. И я вовсе не отрицаю мудрости или 
мудрого
мужа. Просто мудрецом я называю того, кто кажущееся кому-то и существующее для 
кого-
то зло так преобразует, чтобы оно казалось и было для того добром.

И не выискивай ошибок в моих выражениях, а постарайся яснее постигнуть смысл 
моих
речей. А сделай это так: вспомни, как раньше вы рассуждали, что больному еда 
кажется и
бывает для него горькой, а здоровому кажется и для него есть прямо 
противоположное. И
ни одного из них не следует делать более мудрым, ибо 167 это невозможно. И 
осуждать их
нельзя, что-де больной - неуч, раз он утверждает такое, а здоровый - мудр, раз 
утверждает
обратное. Просто надо изменить худшее состояние на лучшее, ибо одно из них - 
лучше. То
же касается и воспитания: из худшего состояния надо приводить человека в лучшее.
 Но
врач производит эти изменения с помощью лекарств, а софист - с помощью 
рассуждений.
{23}
Впрочем, никому еще не удалось заставить человека, имеющего ложное мнение, 
изменить
его впоследствии на истинное, ибо нельзя иметь мнение о том, что не существует, 
или
отличное от того, что испытываешь: последнее всегда истинно. Но я полагаю, что 
тот, кто
из-за дурного состояния души имеет мнение, соответствующее этому состоянию,
благодаря хорошему состоянию может изменить его и получить другое, и вот эту-то
видимость некоторые по неопытности называют истинной, я же скажу, что одно 
лучше
другого, но ничуть не истиннее.