Сократ. А скажешь ли ты мне спасибо, если вместе с тобой я стану открывать 
истину,
скрытую в рассуждениях одного мужа, а вернее сказать, даже многих именитых 
мужей?

Теэтет. Как не сказать! Разумеется, скажу.

Сократ. Оглянись же как следует, дабы не подслушал нас кто-нибудь из 
непосвященных.
Есть люди, которые согласны признать существующим лишь то, за что они могут 
цепко
ухватиться руками, действиям же или становлениям, как и всему незримому, они не
отводят доли в бытии.

Теэтет. Но, Сократ, ты говоришь о каких-то твердолобых упрямцах.

Сократ. Да, дитя мое, они порядком невежественны. Но есть и другие, более 
искушенные.
Вот их-то тайны я и собираюсь тебе поведать. Первоначало, от которого зависит у 
них все,
о чем мы сегодня толковали, таково: все есть движение, и кроме движения нет 
ничего.
Есть два вида движения, количественно беспредельные: свойство одного из них -
действие, другого - страда ние. Из соприкосновения их друг с другом и 
взаимодействия
возникают бесчисленные пары: с одной стороны, ощутимое, с другой - ощущение, 
которое
возникает и появляется всегда вместе с ощутимым. Эти ощущения носят у нас имена
зрения, слуха, обоняния, чувства холода или тепла. Сюда же относится то, что 
называется
удовольствиями, огорчениями, желаниями, страхами, и прочие ощущения, множество
которых имеют названия, а безымянным и вовсе нет числа. Ощутимые же вещи сродни
каждому из этих ощущений: всевозможному зрению - всевозможные цвета, слуху - 
равным
же образом звуки и прочим ощущениям - прочее ощутимое, возникающее совместно с
ними. Разумеешь ли, Теэтет, что дает нам это предположение для нашего прежнего
рассуждения? Или нет?

Теэтет. Не очень хорошо, Сократ.

Сократ. Однако приглядись, не бьет ли оно в ту же цель? Ведь она означает, что 
все это,
как мы и толковали, движется, и движению этому присуща быстрота и медленность.
Поэтому то, что движется медленно, движется на одном месте или в направлении к
близлежащим вещам, то же, что возникает от этого, получается