сказал,
что не может. Но если бы меня спросили об этом во время прежнего нашего 
рассуждения,
то тогда, стараясь не противоречить себе, я сказал бы, что может.

Сократ. Вот это чудесно, друг мой, клянусь Герой! Однако если ты ответишь, что 
может,
то получится, видимо, почти по Еврипиду: язык наш не в чем упрекнуть, ну а вот 
сердце
есть в чем.

Теэтет. Правда.

Сократ. Дело в том, что если бы мы с тобой были великими мудрецами, изведавшими 
все
глубины сердца, и нам от избытка премудрости оставалось бы только ловить друг 
друга на
софистических подвохах, то, сойдясь для такого поединка, мы могли бы отражать 
одно
рассуждение другим. На самом же деле, поскольку мы люди простые, давай-ка 
прежде
разберем предмет наших размышлений сам по себе - все ли у нас согласуется между 
собой
или же нет?

Теэтет. И я очень хотел бы этого.

Сократ. Вот и я тоже. А когда так, то давай прежде всего спокойно - ведь в 
досуге у нас
нет недостатка, - не давая воли раздражению, в самом деле проверим i" самих 
себя: каковы
же эти наши внутренние видения? В первую очередь, я думаю, мы договоримся, что 
ничто
не становится ни больше, ни меньше, будь то объемом или числом, пока оно 
остается
равным самому себе. : Не так ли?

Теэтет. Так.

Сократ. Во-вторых, то, к чему ничего не прибавляли и от чего ничего не отнимали,

никогда не увеличивается и не уменьшается, но всегда остается равным ; себе.

Теэтет. Разумеется.

Сократ. Стало быть, в-третьих, мы примем, что чего не было раньше и что 
появилось уже
позднее, то не может существовать, минуя возникновение и становление?

Теэтет. По крайней мере, это представляется так.

Сократ. Вот эти три допущения и сталкиваются друг с другом в нашей душе, когда 
мы
толкуем об игральных костях или когда говорим, что я в своем возрасте, когда 
уже не
растут ни вверх ни вниз, в какой-то год то был выше тебя, то вскоре стал ниже, 
причем от
моего , роста ничего не убавилось, просто ты вырос. Ведь получается, что я стал 
позже
тем, чем не был раньше, пропустив становление. А поскольку нельзя стать не 
становясь,
то, не потеряв ничего от своего роста, я не смог бы стать меньше. И с тысячью 
тысяч
прочих вещей дело обстоит так же, коль скоро мы примем эти допущения. Ты 
успеваешь за
мной, Теэтет? Мне сдается, ты не новичок в подобных делах.
{13}
Теэтет. Клянусь богами, Сократ, все это приводит меня в изумление, и, сказать 
по правде,
иногда, когда я пристально вглядываюсь в это, у меня темнеет в глазах.

Сократ. А Феодор, как видно, неплохо разгадал твою природу, милый друг. Ибо как 
раз
философу свойственно испытывать такое изумление . Оно и есть начало философии, 
и тот,
кто назвал Ириду дочерью Тавманта, видно, знал толк в родословных. Однако ты 
уже
уяснил, каким образом это относится к тому, что толковал Протагор, или нет?

Теэтет. Кажется, нет.