нет — их
снова уносит в Тартар, а оттуда — в реки, и так они страдают до тех пор, пока 
не вымолят
прощения у своих жертв: в этом состоит их кара, назначенная судьями. И наконец, 
те, о
ком решат, что они прожили жизнь особенно свято: их освобождают и избавляют от
{48}
заключения в земных недрах, и они приходят в страну вышней чистоты, находящуюся 
над
той Землею, и там поселяются. Те из их числа, кто благодаря философии очистился
полностью, впредь живут совершенно бестелесно и прибывают в обиталища ещё более
прекрасные, о которых, однако же, поведать нелегко да и времени у нас в обрез.

И вот ради всего, о чем мы сейчас говорили, Симмий, мы должны употребить все 
усилия,
чтобы приобщиться, пока мы живы, к добродетели и разуму, ибо прекрасна награда 
и
надежда велика!

Правда, человеку здравомыслящему не годится утверждать с упорством, будто все 
обстоит
именно так, как я рассказал. Но что такая или примерно такая участь и такие 
жилища
уготованы нашим душам — коль скоро мы находим душу бессмертной, — утверждать, 
по-
моему, следует, и вполне решительно. Такая решимость и достойна, и прекрасна — 
с ее
помощью мы словно бы зачаровываем самих себя. Вот почему я так пространно и
подробно пересказываю это предание.

Но опять-таки в силу того, о чем мы сейчас говорили, нечего тревожиться за свою 
душу
человеку, который в течение целой жизни пренебрегал всеми телесными 
удовольствиями,
и в частности украшениями и нарядами, считал их чуждыми себе и приносящими 
скорее
вред, нежели пользу, который гнался за иными радостями, радостями познания, и, 
украсив
душу не чужими, но доподлинно ее украшениями — воздержностью, справедливостью,
мужеством, свободою, истиной, ожидает странствия в Аид, готовый пуститься в 
путь, как
только позовет судьба.

[Заключение. Смерть Сократа]

Вы, Симмий, Кебет и все остальные, тоже отправитесь этим путем, каждый в свой 
час, а
меня уже нынче "призывает судьба" — так, вероятно, выразился бы какой-нибудь 
герой из
трагедии. Ну, пора мне, пожалуй, и мыться: я думаю, лучше выпить яд после мытья 
и
избавить женщин от лишних хлопот — не надо будет обмывать мертвое тело.

Тут заговорил Критон.

— Хорошо, Сократ, — промолвил он, — но не хочешь ли оставить им или мне какие-
нибудь распоряжения насчет детей или ещё чего-нибудь? Мы бы с величайшею охотой
сослужили тебе любую службу.

— Ничего нового я не скажу, Критон, — отвечал, Сократ, — только то, что говорил 
всегда:
думайте и пекитесь о себе самих, и тогда, что бы вы ни делали, это будет доброю 
службой
и мне, и моим близким, и вам самим, хотя бы вы сейчас ничего и не обещали. А 
если вы
не будете думать о себе и не захотите жить в согласии с тем, о чем мы толковали 
сегодня и
в прошлые времена, вы ничего не достигнете, сколько бы самых горячих обещаний 
вы
сейчас ни надавали.

— Да, Сократ, — сказал Критон, — мы постараемся исполнить всё, как ты велишь. А 
как
нам тебя похоронить?

— Как угодно, — отвечал Сократ, — если, конечно, сумеете меня схватить и я не 
убегу от
вас.

Он тихо засмеялся и, обернувшись к нам, продолжал: