встречаться,
и, насколько я знаю этого человека, ни за что он не послушается твоего совета 
по доброй
воле.
{4}
— Почему же? Разве Евен не философ?

— По-моему, философ, — отвечал Симмий.

— Тогда он согласится со мною — и он, и всякий другой, кто относится к 
философии так,
как она того требует и заслуживает. Правда, руки на себя он, вероятно, не 
наложит: это
считается недозволенным.

С этими словами Сократ спустил ноги на пол и так сидел уже до конца беседы.

Кебет спросил его:

— Как это ты говоришь, Сократ: налагать на себя руки не дозволено, и все-таки 
философ
соглашается отправиться следом за умирающим?

— Ну и что же, Кебет? Неужели вы — ты и Симмий — не слышали обо всем этом от
Филолая?

— Нет. По крайней мере, ничего ясного, Сократ.

— Правда, я и сам говорю с чужих слов, однако же охотно повторю то, что мне 
случалось
слышать. Да, пожалуй, оно и всего уместнее для человека, которому . предстоит
переселиться в иные края, — размышлять о своем переселении и пересказывать 
предания
о том, что ждет его в конце путешествия. В самом деле, как еще скоротать время 
до заката?

— Так почему же все-таки, Сократ, считается, что убить самого себя 
непозволительно?
Сказать по правде, я уже слышал и от Филолая, когда он жил у нас, — я 
возвращаюсь к
твоему вопросу, — и от других, что этого делать нельзя. Но ничего ясного я 
никогда ни от
кого не слыхал.

— Не надо падать духом, — сказал Сократ, — возможно, ты еще услышишь. Но 
пожалуй,
ты будешь изумлен, что среди всего прочего лишь это одно так просто и не терпит 
никаких
исключений, как бывает во всех остальных случаях. Бесспорно, есть люди, которым 
лучше
умереть, чем жить, и, размышляя о них — о тех, кому лучше умереть, — ты будешь
озадачен, почему считается нечестивым, если такие люди сами окажут себе 
благодеяние,
почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.

Кебет слегка улыбнулся и отвечал:

— Зевс свидетель — верно!

Эти слова он произнес на своем наречии.

— Конечно, это может показаться бессмысленным, — продолжал Сократ, — но, на мой
взгляд, свой смысл здесь есть. Сокровенное учение гласит, что мы, люди, 
находимся как
бы под стражей и не следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, —
величественное, на мой взгляд, учение и очень глубокое. И вот что еще, Кебет, 
хорошо
сказано, по-моему: о нас пекутся и заботятся боги, и потому мы, люди, — часть
божественного достояния. Согласен ты с этим или нет?

— Согласен, — отвечал Кебет.

Но если бы кто-нибудь из тебе принадлежащих убил себя, не справившись
предварительно, угодна ли тебе его смерть, ты бы, верно, разгневался и наказал 
бы его,
будь это в твоей власти?

— Непременно! — воскликнул Кебет.
{5}
— А тогда, пожалуй, совсем не бессмысленно, чтобы человек не лишал себя жизни,