всякая
ложная речь относится к чему-то отличному от того, о чем она истинна (например,
речь о круге ложна в отношении треугольника). О чем бы то ни было имеется в
одном смысле лишь одна речь, а именно речь о сути бытия вещи, а в другом
смысле-высказываний много, ибо сам предмет и он же вместе со своими свойствами 
-
это некоторым образом одно и то же, например Сократ и образованный Сократ
(ложная же речь - это, вообще говоря, речь ни о чем). Поэтому Антисфен был
чрезмерно простодушен, когда полагал, что об одном может быть высказано только
одно, а именно единственно лишь его собственное наименование (logos), откуда
следовало, что не может быть никакого противоречия, да пожалуй, что и говорить
неправду - тоже. Между тем всякую вещь можно обозначить не только ее 
собственным
определением, но и определением чего-то иного, притом ложно - безусловно, но
некоторым образом и правильно, как, например, восемь можно обозначить как
двойное, используя определение двойки.
Итак, в приведенных здесь случаях о ложном говорится в этом смысле, а лживым
называется тот, кто склонен к подобным речам и предпочитает их не из-за чего-то
другого, а ради них самих и кто старается другим внушить [веру в] такие речи,
так же как мы называем ложными те предметы, которые вызывают ложное
представление. Поэтому вводит в заблуждение и рассуждение в "Гиппии"
относительно того, что один и тот же человек лжив и правдив. Оно считает лживым
того, кто может лгать (а таков человек знающий и рассудительный); кроме того,
оно отдает предпочтение тому, кто порочен по собственной воле. Это положение
получается ложно через наведение, а именно: хромающий по собственной воле лучше,

мол, того, кто хромает против своей воли, а хромать означает здесь притворяться
хромым; все же, если бы действительно кто был хромым по доброй воле, он был бы,
пожалуй, хуже, так же как это бывает в области нравов.
{57}
ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
Привходящим, или случайным, называется то, что чему-то присуще и о чем может
быть правильно сказано, но присуще не по необходимости и не большей частью, как,

например, если кто, копая яму для растения, нашел клад. Это нахождение клада,
конечно, случайно для того, кто копал яму: ведь не с необходимостью следует 
одно
из другого или после другого и не в большинстве случаев находят клал, сажая
растения. И точно так же может какой-нибудь образованный человек быть бледным;
но так как это бывает не по необходимости и не в большинстве случаев, то мы
называем
это привходящим. Так как, стало быть, то, что присуще, есть что-то и 
принадлежит
чему-то, а что-то из присущего присуще лишь где-то и когда-то, то привходящим
будет то, что, правда, какой-то вещи присуще, но присуще не потому, что это 
была
именно вот эта вещь, или именно вот в это время, или именно вот в этом месте.
Итак, для случайного нет никакой определенной причины, а есть какая попадется,
т. е. неопределенная. Например, кому-нибудь случилось прибыть на Эгину, если он
прибыл туда не потому, что хотел попасть туда, а потому, что его занесла буря
или похитили морские разбойники. Таким образом, случайное произошло или есть, 
но
не поскольку оно само есть, а поскольку есть другое, ибо буря была причиной
того, что человек попал не туда, куда плыл, а это оказалась Эгина.
О привходящем говорится и в другом смысле, а именно относительно того, что
присуще каждой вещи самой по себе, но не содержится в ее сущности, например:
треугольнику свойственно иметь [в совокупности] два прямых угла. И такого рода
привходящее может быть вечным, а из указанных выше - никакое. Основание этого
приводится в другом месте.


    КНИГА ШЕСТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
То, что мы ищем, - это начала и причины существующего, притом, конечно,
поскольку оно существующее. А именно: имеется некоторая причина здоровья и
хорошего самочувствия, а также начала, элементы и причины математических
предметов, и вообще всякое знание, основанное на рассуждениях или каким-то
образом причастное рассуждению, имеет своим предметом более или менее точно
определенные причины и начала. Но всякое такое знание имеет дело с одним
определенным сущим и одним определенным родом, которым оно ограничивается, а не
с сущим вообще и не поскольку оно сущее, и не дает никакого обоснования для 
сути
предмета, а исходит из нее: в одном случае показывая ее с помощью чувственного
восприятия, в другом-принимая ее как предпосылку, оно с большей или меньшей
строгостью доказывает то, что само по себе присуще тому роду, с которым имеет
дело. А потому ясно, что на основе такого рода наведения получается не
доказательство сущности или сути предмета, а некоторый другой способ их показа;
и точно так же такие знания ничего не говорят о том, существует ли или не
существует тот род, с которым они имеют дело, ибо одна и та же деятельность
рассуждения должна выяснить, что есть предмет и есть ли он.