отличается  от  того [случая],  когда врач  делает  что-либо или  испытывает
что-нибудь или когда из врача чтолибо произошло  или возникает; так что если
последнее говорится в двояком смысле, то ясно, что и первое, т. е.  когда из
сущего  что-нибудь возникает  и сущее делает или  испытывает что-либо.  Ведь
врач строит дом не как врач, а как строитель и седым становится не поскольку
он  врач, а  поскольку он брюнет;  лечит же он и становится невежественным в
медицине, поскольку он врач. А так как мы правильнее всего говорим, что врач
делает что-либо или  испытывает какое-либо действие  или из врача что-нибудь
возникает, если  он  испытывает или делает  это  или  становится  этим  лишь
поскольку  он является  врачом,  то  ясно, что  и "возникать  из  не-сущего"
обозначает:  "поскольку оно не-сущее". Вот этого-то не умея  различать, они,
[прежние философы],  и сбились с  пути и в силу этого  непонимания  наделали
столько новых ошибок, что стали думать, будто ничто прочее не возникает и не
существует, и пришли к отрицанию всякого возникновения.  Мы и сами  говорим,
что  ничто  прямо  не  возникает  из не-сущего;  однако  в  каком-то  смысле
возникновение  из  не-сущего  бывает,  например,   по  совпадению  (ведь  из
лишенности, которая сама по себе  есть не-сущее, возникает нечто,  в чем она
не  содержится.  Кажется  удивительным, а  потому  и  невозможным, чтобы  из
не-сущего возникало что-нибудь). Однако точно таким же образом из  сущего не
возникает [другое] сущее, кроме  как по совпадению; в этом  смысле возникает
оно точно таким же путем, как, например,  из животного возникает  животное и
из  определенного  животного  определенное  животное, например  когда собака
родится от  собаки и лошадь от лошади. Ведь  собака может родиться не только
от определенного животного, но и от животного  [вообще], но не поскольку оно
животное: ведь  животное уже  имеется  налицо. Если же определенное животное
должно возникнуть  не по совпадению, оно возникнет не от животного [вообще],
и также определенное сущее возникает не из сущего [вообще] и не из несущего.
Относительно возникновения  из не-сущего нами уже сказано, что оно означает,
поскольку оно  есть не-сущее.  При этом мы не отрицаем [того положения], что
все или существует, или не существует.
     Это   один  из  способов  рассуждения  [по  поводу  затруднения  ранних
философов]; другой же состоит в том, что  одно и то же может рассматриваться
с  точки  зрения  возможности  и  действительности.  Но  это  более подробно
изложено в другом сочинении. Таким образом (как мы  уже сказали) разрешаются
трудности, вынуждавшие  отрицать некоторые из указанных [положений]:  именно
из-за  этого  прежние  [философы]  так  сильно сбились  с  пути,  ведущего к
[пониманию]  возникновения  и  уничтожения  и  вообще  изменения.  Если   бы
указанный  природный  субстрат  был  ими  замечен,  он  устранил бы  все  их
незнание.

     ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

     Коснулись ее и  некоторые другие [философы], но не в  достаточной мере.
Прежде  всего они признают  прямое  возникновение  из  не-сущего,  поскольку
[считают,  что]  Парменид  говорил  правильно.  Затем им  кажется, что  если
[упомянутая природа] числом едина, то она и в возможности только одна, а это
большая разница. Мы же со своей стороны говорим, что материя и лишенность --
разные вещи,  из коих  одна, именно  материя,  есть не-сущее  по совпадению,
лишенность же -- сама по себе, и что материя близка к сущности и в некотором
смысле есть  сущность,  лишенность  же  -- ни в  коем случае. А  они считают
"большое"  и  "малое"" одинаково не-сущим  --  или то и другое  вместе,  или
порознь каждое. Так что этот способ [получения] триады  совершенно иной, чем
наш: хотя они дошли до (признания] того, что нужна какая-то лежащая в основе
природа,  однако  делают ее единой;  ведь даже тот,  кто  берет  [в качестве
основы] диаду, называя ее "большим" и "малым", всетаки делает то  же  самое,
так как другую [сторону этой основы] он не заметил.
     Пребывающая  [природная  основа]  есть   сопричина,  наряду  с  формой,
возникающих  [вещей]   --  как  бы   их   мать;   другая   же   часть   этой
противоположности -- тому,  кто обращает  внимание  на причиняемое ею зло,--
зачастую может  показаться и вовсе не существующей. Так как существует нечто
божественное,  благое   и  достойное   стремление,   то  одно  мы   называем
противоположным ему, а  другое  -- способным домогаться его  и стремиться  к
нему  согласно  своей природе.  У  них  же выходит так, что  противоположное
начало  [само]  стремится  к своему уничтожению. И однако ни форма  не может
домогаться  самой   себя,  ибо  она  [ни  в  чем]  не  нуждается,   ни  [ее]
противоположность  (ибо  противоположности   уничтожают   друг   друга).  Но
домогающейся  оказывается  материя, так  же  как  женское начало  домогается
мужского и безобразное прекрасного  --  с той разницей, что  [домогается] не
безобразное само по себе, но по совпадению и женское также по совпадению.
     Что же касается  уничтожения  и  возникновения  [материи], то  в  одном
смысле она им  подвержена,  в  другом  нет. Рассматриваемая  как  то, в  чем
[заключена лишенность], она уничтожается  сама по  себе (так  как исчезающим
здесь   будет  лишенность),  если   же   рассматривать  ее  как  возможность
[приобретения формы],  она [не  только] сама  по себе не уничтожается, но ей
необходимо быть неисчезающей и  невозникающей. Ведь  если бы она возникла, в
ее основе должно было бы лежать нечто первичное, откуда бы  она возникла, но
как  раз  в  этом и  заключается ее природа, так  что [в  таком  случае] она
существовала  бы  прежде [своего]  возникновения.  Ведь я  называю  материей
первичный  субстрат каждой  [вещи], из которого [эта вещь] возникает  не  по
совпадению,  а  потому,  что  он  ей  внутренне  присущ.  А  если  [материя]