или меньшее, --  временем, следовательно, время есть некоторое число.  А так
как  число имеет двоякое значение: мы называем числом, с одной  стороны, то,
что сосчитано  и может быть сосчитано, а с другой -- то, посредством чего мы
считаем, то время есть именно число  считаемое, а не посредством которого мы
считаем. Ибо то, посредством чего мы считаем, и то, что мы считаем, --  вещи
разные.
     И как движение всегда иное и  иное, так и время. А взятое вместе всякое
время одно и то же, так как по субстрату "теперь" одно и то же, только бытие
его различно. "Теперь" измеряет время, поскольку оно предшествует и следует;
само же "теперь" в одном отношении тождественно, в другом нет: оно различно,
поскольку оно  всегда в ином и в ином времени (в этом и состоит его сущность
как "теперь"), с  другой стороны, "теперь"  по субстрату тождественно.  Ибо,
как  сказано,  за  величиной  следует  движение,  а  за  движением,  как  мы
утверждаем,  --  время; подобным же  образом точке  соответствует движущееся
[тело], по  которому мы узнаем движение, а также  предыдущее и последующее в
нем. Это [тело] по субстрату остается тем же  самым  -- точкой,  камнем  или
другим  чем-нибудь, а по определению  становится  иным, так же  как  софисты
считают иным [человеком] Кориска в Ликее и Кориска на рыночной площади. И он
различен именно  потому, что  каждый раз находится в другом месте.  "Теперь"
следует  за  движущимся [предметом]  подобно тому, как  время  [следует]  за
движением: ведь мы узнаем предыдущее и последующее в движении по движущемуся
[предмету], а  поскольку  предыдущее  и последующее  могут  быть  сосчитаны,
существует и "теперь", так что и в них  по субстрату "теперь" есть тождество
(ибо предыдущее и последующее принадлежит движению), бытие же  его различно,
ибо "теперь" существует, поскольку можно сосчитать предыдущее и последующее.
И это наиболее понятно:  ведь и движение [познается] через движущееся [тело]
и перемещение  -- через перемещаемое, так как перемещаемое есть определенный
предмет, а движение -- нет. Таким образом, в одном отношении "теперь" всегда
тождественно, в другом же нет, ибо таково и перемещаемое тело.
     Ясно также, что если времени не будет, то не  будет и  "теперь" и, если
"теперь"  не будет, не будет и времени, ибо вместе существуют и перемещаемое
с перемещением и число перемещаемого с числом перемещения.  Время есть число
перемещения,  а  "теперь", как  и  перемещаемое,  есть как вы единица числа.
Время  и непрерывно через "теперь", и разделяется  посредством "теперь", так
как  и  в  этом отношении  оно следует за  перемещением  и перемещаемым, ибо
движение и перемещение едины благодаря перемещаемому телу,  которое едино не
по  своему  субстрату (ведь оно может  и остановиться),  но  по определению,
[поскольку оно движется]: ведь  оно разграничивает предыдущее  и последующее
движение.  В  некотором  отношении оно соответствует точке,  так как точка и
соединяет длину и разделяет: она  служит  началом одного [отрезка]  и концом
другого. Но если брать ее в  таком смысле, пользуясь одной точкой как двумя,
то  она необходимо  остановится  -- если одна и  та же точка будет началом и
концом.  А  "теперь" вследствие  движения  перемещаемого  тела всегда  иное;
следовательно, время есть  число не в смысле  [числа] одной и той  же точки,
поскольку она начало и конец, а скорее как края одной и той же линии, и не в
смысле  ее  частей,  и это как в  силу  нами  сказанного (тогда нужно  будет
пользоваться средней  точкой как  двумя, так что произойдет остановка),  так
еще и потому, что "теперь", очевидно, не  есть частица времени  и  не  делит
движение,  так же  как  точки  не  делят  линию,  а  вот  два отрезка  линии
составляют части одной. Итак, поскольку "теперь" есть граница,  оно не  есть
время, но  присуще  ему по совпадению,  поскольку же служит для счета -- оно
число. Ведь границы принадлежат только тому, чьими границами они являются, а
число  этих  лошадей  --  скажем,  десять  --  может  относиться и к  другим
предметам.
     Что время таким образом есть число движения в отношении к предыдущему и
последующему и, принадлежа непрерывному, само непрерывно -- это ясно.

     ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

     Наименьшее число, взятое вообще, есть двойка. Но как число чего-нибудь,
оно в одних случаях есть [наименьшее], в  других -- нет; например, для линии
в  отношении  множества наименьшим [числом] будут две линии или  одна,  а  в
отношении величины наименьшего числа нет, так как всякая линия делима. То же
относится и ко времени:  наименьшее по числу -- одно или два, а  по величине
такого нет
     Ясно также,  что время  не  называется быстрым и медленным, а большим и
малым, долгим и коротким. Поскольку  оно непрерывно, оно долгое  и короткое,
поскольку оно число -- большое  и малое, а  быстрым  и  медленным не бывает;
ведь ни  одно  из  чисел,  служащих  для  счета,  не  может быть  быстрым  и
медленным.
     И, взятое сразу [в определенный момент],  время повсюду одно и то же, а
как предшествующее и последующее -- не одно и то  же, так же как  изменение,
происходящее теперь,  едино, а  прошедшее и будущее -- разные. Время не есть
число,  которым  мы считаем, а  подлежащее счету. Ему прежде  и после всегда
приходится  быть иным, так как "теперь" различны. Число же ста лошадей и ста
людей одно и то же, различны лишь предметы,  к которым оно  относится, т. е.
лошади и люди. Далее, как в движении одно и то  же может повториться снова и
снова,  так  и во времени, например  год, весна  или  осень.  Мы  не  только
измеряем движение временем, но и время движением -- вследствие того, что они
определяются друг  другом, ибо время определяет движение, будучи его числом,