границей. А таковы именно материя и неопределенное; ведь если от шара отнять
границу и  свойства, ничего  не  останется, кроме материи. Поэтому и  Платон
говорит в "Тимее", что  материя и пространство -- одно и то же, так как одно
и  то  же  восприемлющее  и  пространство. И хотя  он  по-другому  говорит о
восприемлющем  в  так   называемых  "неписаных  учениях",   однако  место  и
пространство он объявил тождественными. Все говорят, что место есть нечто, а
что именно -- один Платон попытался определить.
     Естественно, что  при таком взгляде представляется  трудным понять, что
такое место,  раз оно есть одно из  двух: или материя,  или форма, так как и
вообще  рассмотрение  [их самих]  требует  величайших  усилий и [тем  более]
нелегко уяснить их отдельно друг от друга. Однако нетрудно видеть, что место
не  может  быть ни тем ни  другим,  так как  форма  и материя  неотделимы от
предмета,  а  для  места это допустимо. Ибо в чем  был  воздух, в  том опять
появляется, как мы сказали, вода, так как вода и  воздух, а равным образом и
другие  тела занимают  место  друг друга; следовательно,  место  не  есть ни
часть,  ни устойчивое  свойство  отдельного  [предмета],  а  нечто  от  него
отделимое. По-видимому, место есть нечто вроде  сосуда; ведь сосуд есть [как
бы]  переносимое место, сам же  он не имеет ничего от  [содержащегося в нем]
предмета. И вот, поскольку  [место] отделимо  от предмета, постольку  оно не
есть форма, поскольку же объемлет его, постольку  оно отличается от материи.
Всегда  кажется, что существующее где-либо и  само по себе есть нечто и  что
существует  нечто  другое, вне его.  (Платону  же  надо задать  вопрос, если
позволительно  [немного]  отклониться  в  сторону:  почему  идеи и числа  не
находятся в  [каком-нибудь] месте,  раз  место  "сопричастно" --  все равно,
сопричастно  ли  оно  "большому" и "малому"  или  материи, как он написал  в
"Тимее"?) Далее,  как могло бы [что-нибудь] стремиться к  своему месту, если
бы место было материей или формой? Невозможно ведь быть местом тому, чему не
присущи ни движение, ни верх или низ; следовательно, место надо искать среди
таких [вещей]. Если  же место в  самом [предмете] (а так и должно быть, если
оно  форма  или  материя), тогда получится,  что место  [само  помещается] в
месте,  так  как и  форма и неопределенное  изменяются  и движутся вместе  с
предметом,  находясь  не  всегда  в  одном  и  том  же  [месте], а  там, где
оказывается предмет.  Следовательно, будет существовать место места.  Далее,
когда воздух  становится  водой,  место  исчезает,  так как  возникшее  тело
оказывается не в том же самом месте; что же это за уничтожение?
     Итак, нами изложено, на основании чего необходимо признать место чем-то
существующим и откуда возникают затруднения [в вопросе] о его сущности.

     ГЛАВА ТРЕТЬЯ

     После этого  необходимо  объяснить, в  скольких значениях употребляется
выражение "одно  [находится] в другом". В одном значении -- как палец в руке
и вообще часть в целом; в  другом же --  как  целое в [своих] частях, ибо не
существует  целого помимо  частей; в ином значении  --  как человек  в живом
существе  и вообще вид в  роде; еще в ином -- как  род  в виде и вообще  как
часть вида в определениях вида; затем --  как здоровье в теплом и холодном и
вообще как форма в материи. Далее -- как в царе [сосредоточены] дела эллинов
и вообще как в первом двигателе; далее -- как в благе и вообще в цели, а это
и  есть  "ради чего".  Но в  самом собственном  значении  [одно  находится в
другом] -- как в сосуде и вообще в [каком-нибудь] месте.
     Может возникнуть следующий вопрос:  возможно  ли для чегонибудь  быть в
самом себе или это ни для чего не возможно, но все находится или нигде,  или
в  чем-нибудь другом? Это может  происходить  двояким  образом, а  именно по
отношению к самому себе или по отношению  к [чему-нибудь] другому.  Когда  и
тот  [предмет],  в  котором находится что-нибудь, и  тот, который находится,
суть части [одного и того же] целого, тогда можно сказать о целом, что оно в
самом себе; ведь целое называется и по [своим] частям; например, [о человеке
говорят, что  он] бледный потому,  что [у него]  кожа бледная,  или [что он]
знающий потому, что способен  рассуждать. Таким образом, ни амфора  не может
быть в самой себе, ни вино, а амфора вина может, так как и  "что" и  "в чем"
-- и то и другое суть части одного и того же. Именно в этом смысле допустимо
[говорить],  что  нечто  находится  в  самом  себе,  а  в  первичном  смысле
недопустимо,  как, например, бледность в теле, ведь в теле [находится] кожа,
а  знание  в  душе;  по этим  частям и говорится [о чем-нибудь], что [оно] в
человеке.
     Амфора же  и  вино,  взятые в отдельности, не части [целого],  а только
[когда они]  вместе. Поэтому, когда имеются части, нечто будет находиться  в
самом себе, например бледность  в человеке, потому что она в теле, в теле же
потому, что в коже, а в ней уже безотносительно к другому. И они оба -- кожа
и  бледность --  различны  по  виду,  и каждая из них имеет особую природу и
силу. И при  последовательном рассмотрении отдельных случаев мы не обнаружим
ничего, [что находилось бы] в самом себе согласно какому-либо из [указанных]
различении, да и по определению  ясно, что это невозможно. Ведь тогда каждая
часть должна быть и тем и другим, например амфора-и сосудом и вином,  а вино
--  вином  и амфорой, если возможно чему-нибудь быть  в  самом себе. Так что
если  они  даже  вполне будут  находиться  друг  в  друге,  все-таки  амфора
воспримет вино не  поскольку она сама вино, а поскольку она  амфора,  а вино
будет  находиться в  амфоре  не поскольку оно само  амфора, а  поскольку оно
вино.  Итак, что бытие обоих различно -- это ясно,  ибо  определения того, в
чем находится [что-либо], и того, что находится [в чем-либо), различны. Но и