Далее,  перемещения  простых  физических  тел,  например  огня, земли и
подобных  им, показывают не только что место  есть нечто, но  также  что оно
имеет  и  какую-то  силу.   Ведь   каждое  [из   этих  тел],  если  ему   не
препятствовать,  устремляется к  своему собственному  месту  -- одно  вверх,
другое вниз, а  верх,  низ и  прочие из шести направлений суть  части и виды
места.  Они -- верх, низ, право,  лево -- таковы не только в  отношении нас:
ведь для нас они не всегда тождественны, а становится [тем или иным], смотря
по положению, как мы повернемся (поэтому нередко одно и  то же бывает справа
и слева, вверху  и внизу, спереди и  сзади), но в [самой] природе  каждое из
этих  [направлении]  определено  особо.  А именно,  верх  находится  не  где
придется, а  куда устремляются огонь и легкое [тело]; равным образом не  где
придется находится низ, а куда [движутся тела] тяжелые и землистые, как если
бы эти [места] различались не положением только,  но и силой. Это показывают
и математические  [фигуры]:  не находясь  в [каком-либо] месте,  они  тем не
менее  по  положению  относительно  нас  имеют  правые  и  левые  [стороны],
называемые так только по их положению,  а по  природе не имеют  ни одной  из
этих [сторон].
     Далее, утверждающие существование  пустоты  называют ее местом, так как
пустота, [если бы она существовала], была бы местом, лишенным тела.
     Итак, на  основании  сказанного можно  принять, что  место представляет
собой  нечто  наряду с телами  и  что всякое  чувственно-воспринимаемое тело
находится в  [каком-либо]  месте. По-видимому, и  Гесиод правильно  говорит,
делая первым хаос. Он говорит:

     Прежде всего возник Хаос, а уж затем
     Гея широкогрудая..,

     как  если  бы   существующим  [вещам]  надлежало  сначала  предоставить
пространство, ибо  он, как и большинство [людей], считал, что все [предметы]
находятся  где-нибудь  и в  [какомнибудь]  месте.  Если  дело  обстоит таким
образом,  то  сила  места будет  [поистине] удивительной  и  первой из  всех
[прочих  сил], ибо то,  без чего не существует  ничего  другого, а  оно  без
другого существует, необходимо должно быть первым:  ведь место  не исчезает,
когда находящиеся в нем [вещи] гибнут.
     Однако если  место существует, трудно решить, что оно такое -- масса ли
тела или какая-нибудь иная  природа,  ибо прежде всего надо  установить  его
род. Оно имеет  три измерения: длину,  ширину и  глубину,  [т.  е.  те самые
измерения], которыми  определяется всякое тело.  Но невозможно, чтобы  место
было телом, потому что тогда в одном и том же [месте] оказались бы два тела.
Далее,  если для  тела  имеются место  и пространство,  то  ясно,  что  [они
имеются] и для поверхности и остальных границ, так как (к ним)  приложимо то
же рассуждение: где раньше была поверхность воды, будет поверхность воздуха.
Но мы не находим никакого различия между точкой и местом точки, так что если
для  нее место не есть что-то особое, то [оно  не будет таковым] и для всего
прочего, и,  следовательно, не существует места как чего-то [особого] наряду
с каждым из указанных [предметов].
     Чем же можем мы  считать место?  Имея подобную природу,  место не может
быть элементом или состоять из них,  будь они телесные или бестелесные: ведь
оно имеет величину, а  тела не имеет;  элементы же чувственно-воспринимаемых
тел  суть  тела,  а  из  умопостигаемых  [элементов]  не  возникает  никакой
величины.  Далее,  в каком  отношении можно  было бы считать место  причиной
существующих [вещей]? Ведь ни одна из четырех причин не присуща ему:  оно не
может  быть  ни  материей  существующих  [вещей], так  как из него ничто  не
состоит, ни формой и определением предметов;  оно не есть цель и не приводит
в  движение  существующие  [вещи].  Далее,   если  место  само  относится  к
существующим  [вещам],  то   где  оно  будет?  Ведь  апория  Зенона  требует
обсуждения; а  именно, если все существующее находится в некотором месте, то
ясно, что должно быть и место места, и  так далее, до  бесконечности. Далее,
как всякое тело находится в [некотором] месте, так и во всяком месте (должно
быть] тело; что  же  мы  скажем тогда  о растущих [телах]? Ведь на основании
сказанного необходимо, чтобы  и место вырастало  вместе с ними,  если  место
каждого [тела] ни меньше, ни больше его.
     Все это по необходимости [заставляет нас] задавать вопросы  не только о
том, что такое место, но и существует ли оно [вообще].

     ГЛАВА ВТОРАЯ

     Так как в одних случаях мы говорим о [предмете) самом по себе, в других
-- об отношении к другому, то и место, с одной стороны, [есть  нечто] общее,
в  котором  находятся  все  тела,  с  другой  --  особое,  в котором  первом
[помещается данное тело].  Я говорю, например:  ты  сейчас  [во  Вселенной],
потому что [находишься] в воздухе, воздух же -- во Вселенной: а в воздухе --
потому что на земле,  и сходным образом на земле, потому что  [находишься] в
том самом месте, которое объемлет только тебя и ничего больше. Если же место
есть первое,  что объемлет каждое тело, оно будет какой-то границей, так что
может показаться, что место  есть  вид  и  форма каждого  [тела]  -- то, чем
определяются  величина  и  материя  величины,  так как это  и  есть  граница
каждого.  С этой точки зрения  место есть  форма каждого [тела], а поскольку
место кажется  протяжением  величины --  материей, ибо протяжение есть иное,
чем  величина:  оно  охватывается и определяется  формой как  поверхностью и