светом, правостью, 
равенством, прочностью и стойкостью; а худшую — Двоицей, мраком, левизной, 
неравенством, зыбкостью и переменностью. Еще он учил так: растения домашние и 
плодоносные, и животных, не вредных для человека, щадить и не губить; а 
вверенное тебе слово хранить так же честно, как вверенные тебе деньги.
	Вещей, к которым стоит стремиться и которых следует добиваться, есть на свете 
три:  во-первых, прекрасное и славное, во-вторых, полезное для жизни, в-третьих,
 доставляющее наслаждение. Наслаждение имеется в виду не пошлое и обманчивое, 
но прочное, важное, очищающее от хулы. Ибо наслаждение бывает двоякого рода: 
одно, утоляющее роскошествами наше чревоугодие и сладострастие, он уподоблял 
погибельным песням Сирен, а о другом, которое направлено на все прекрасное, 
праведное и необходимое для жизни, которое и переживаешь сладко и, пережив, не 
жалеешь, он говорил, что оно подобно гармонии Муз. Две есть поры, самые важные 
для размышлений: когда идешь ко сну и когда встаешь от сна. И в тот и в другой 
час следует окинуть взором, что сделано и что предстоит сделать, потребовать с 
себя отчета во всем происходящем, позаботиться о будущем. Перед сном каждый 
должен говорить себе такие стихи:
	
	Не допускай ленивого сна на усталые очи, 
	Прежде чем на три вопроса
	о деле дневном не ответишь: 
	Что я сделал? чего я не сделал?
	и что мне осталось?
	
	А перед тем, как встать,— такие:
	
	Прежде чем встать от сладостных снов,
	навеваемых ночью, 
	Думой раскинь,
	какие дела тебе день приготовил.
	
	Таковы были его поучения; главное же было — стремиться к истине, ибо только 
это приближает людей к богу: ведь от магов он знал, что бог, которого они 
называют Оромаздом, телом своим подобен свету, а душою — истине. Учил он и 
другому — тому, что усвоил по его словам, от дельфийской Аристоклеи19. А иное 
он высказывал символически, по примеру посвященных (многое из этого записал 
Аристотель): например, море он называл «слезой», двух небесных Медведиц — 
«руками Реи», Плеяды — «лирою Муз», планеты — «псами Персефоны», а звук от 
удара по меди считал голосом какого-то демона, заключенного в этой меди. Были 
символы и другого рода, вот какие: «Через весы не шагай», то есть избегай 
алчности; «Огня ножом не вороши», то есть человека гневного и надменного 
резкими словами не задевай; «Венка не обрывай», то есть не нарушай законов, ибо 
законами венчается государство. В таком же роде и другие символы, например: «Не 
ешь сердца», то есть не удручай себя горем; «Не садись на хлебную меру», то 
есть не живи праздно; «Уходя, не оглядывайся», то есть перед смертью не 
цепляйся за жизнь; «По торной дороге не ходи» — этим он велел следовать не 
мнениям толпы, а мнениям немногих понимающих; «Ласточек в доме не держи», то 
есть не принимай гостей болтливых и несдержанных на язык; «Будь с тем, кто ношу 
взваливает, не будь с тем, кто ношу сваливает»,— этим он велел поощрять людей 
не к праздности, а к добродетели и к труду; «В перстне изображений не носи», то 
есть не выставляй напоказ перед людьми, как ты судишь и думаешь о богах; «Богам 
делай возлияния через ушко сосудов» — этим он намекает, что богов должно чтить 
музыкою и песнопениями, потому что это они доходят до нас через уши; «Не ешь 
недолжного, а именно ни рождения, ни приращения, ни начала, ни завершения, ни 
того, в чем первооснова всего» — этим он запрещал вкушать от жертвенных 
животных чресла, яички, матку, костный мозг, ноги и голову: первоосновой он 
называл чресла, ибо животные держатся на них, как на опоре; рождением — яички и 
матку, силою которых возникает все живое; приращением — костный мозг, потому 
что он — причина роста для всякого животного; началом — ноги, а завершением — 
голову, в которой высшая власть над всем телом.
	Бобов он запрещал касаться, все равно как человеческого мяса. Причину этого, 
говорят, объяснял он так: когда нарушилось всеобщее и начало и зарождение, то 
многое в земле вместе сливалось, сгущалось и перегнивало, а потом из этого 
вновь происходило зарождение и разделение — зарождались животные, прорастали 
растения, и тут-то из одного и того же перегноя возникли люди и проросли бобы. 
А несомненные доказательства этому он приводил такие: если боб разжевать и 
жвачку выставить ненадолго на солнечный зной, а потом подойти поближе, то можно 
почувствовать запах человеческой крови; если же в самое время цветения бобов 
взять цветок, уже потемневший, положить в глиняный сосуд, закрыть крышкой и 
закопать в землю на девяносто дней, а потом откопать и открыть, то вместо боба 
в нем окажется детская голова или женская матка. Кроме бобов зап