в перстне не носить; горшком на золе следа не оставлять; малым 
факелом сиденья не осушать; против солнца не мочиться; по неторньш тропам не 
ходить22; руку без разбора не подавать; ласточек под крышей не держать; 
кривокогтых не кормить; на обрезки ногтей и волос не наступать и не мочиться; 
нож держать острием от себя; переходя границу, не оборачиваться. Этим он хотел 
сказать вот что. Огонь ножом не разгребать — значит, во владыках гнев и 
надменный дух не возбуждать. Через весы не переступать — значит равенства и 
справедливости не преступать. На хлебную меру не садиться — значит о нынешнем и 
будущем заботиться равно, ибо хлебная мера есть наша дневная пища. Сердца не 
есть — не подтачивать душу заботами и страстями. Уходя на чужбину, не 
оборачиваться — расставаясь с жизнью, не жалеть о ней и не обольщаться ее 
усладами. По этому же подобию истолковывается и остальное, на чем нет 
надобности останавливаться.
	Более же всего заповедовал он не есть краснушки, не есть чернохвостки, 
воздерживаться от сердца и от бобов, а иногда (по словам Аристотеля) также и от 
матки и морской ласточки23. Сам же он, как повествуют некоторые, 
довольствовался только медом или сотами или хлебом, вина в дневное время не 
касался, на закуску обычно ел овощи вареные и сырые, а изредка — рыбу. Одежда 
его была белая и чистая, постельная ткань — белая шерстяная, ибо лен в тех 
местах еще не стал известен. В излишествах он никогда не был замечен — ни в еде,
 ни в любви, ни в питье; воздерживался от смеха и всяких потех, вроде издевок и 
пошлых рассказов; не наказывал ни раба, ни свободного, пока был в гневе. 
Наставление он называл «напрямлением»24. Гадания совершал по голосам, по птицам,
 но никогда по сжигаемым жертвам, разве что по ладану; и живых тварей никогда 
не приносил в жертву, разве что (по некоторым известиям) только петухов, 
молочных козлят и поросят, но никак не агнцев. Впрочем, Аристоксен уверяет, что 
Пифагор воздерживался только от пахотных быков и от баранов, а остальных 
животных дозволял в пищу.
	Тот же Аристоксен говорит (как уже упоминалось25), что учение свое он 
воспринял от Фемистоклеи Дельфийской. А Иероним говорит, что, когда Пифагор 
сходил в Аид, он видел там, как за россказни о богах душа Гесиода стонет, 
прикованная к медному столбу, а душа Гомера повешена на дереве среди змей, 
видел и наказания тем, кто не хотел жить со своими женами; за это ему и 
воздавали почести в Кротоне. И Аристипп Киренский в книге «О физике» говорит, 
будто Пифагором его звали потому, что он вещал истину непогрешимо, как пифия26.
	Ученикам своим, говорят, он предписывал всякий раз, входя в свой дом, 
повторять:
	
	Что я свершил? и в чем согрешил?
	и чего не исполнил?27
	
	Предписывал он не допускать закланий богам и поклоняться лишь бескровным 
жертвенникам; не клясться богами, а стараться, чтоб вера была твоим собственным 
словам; чтить старейших, ибо всюду предшествующее почтеннее последующего: 
восход — заката, начало жизни — конца ее и рождение — гибели. Богов чтить выше 
демонов, героев выше людей, а из людей выше всего — родителей. В общении 
держаться так, чтобы не друзей делать врагами, а врагов друзьями. Ничего не 
мнить своею собственностью. Закону пособлять, с беззаконием воевать. Домашние 
растения не повреждать и не губить, равно как и животных, если они не опасны 
людям. Скромность и пристойность — в том, чтобы ни хохотать, ни хмуриться. 
Тучности избегать, в дороге умерять усталость отдыхом, память упражнять, в 
гневе ничего не говорить и не делать, гадание всякое чтить. Петь под звуки лиры,
 песнями возносить должное благодарение богам и хорошим людям. От бобов 
воздерживаться, ибо от них в животе сильный дух, а стало быть, они более всего 
причастны душе; и утроба наша без них действует порядочнее, а оттого и 
сновидения приходят легкие и бестревожные.
	Александр в «Преемствах философов» говорит, что в пифагорейских записках 
содержится также вот что. Начало всего — единица; единице как причине подлежит 
как вещество неопределенная двоица; из единицы и неопределенной двоицы исходят 
числа; из чисел — точки28; из точек — линии; из них — плоские фигуры; из 
плоских — объемные фигуры; из них — чувственно-воспринимаемые тела, в которых 
четыре основы — огонь, вода, земля и воздух; перемещаясь и превращаясь целиком, 
они порождают мир — одушевленный, разумный, шаровидный, в середине которого — 
земля; и земля тоже шаровидна и населена со всех сторон. Существуют даже 
антиподы, и наш низ — для них верх. В мире равнодольны свет и тьма, холод и жар,
 сухость и влажность; если из них возобладает жар, то наступит лето, если холод 
— зима, если сухость — весна, если влажность — осень, если же они равнодольны — 
то лучшие времена года. В году цветущая весна есть здоровье, а вянущая осень — 
болезнь; точно так же и в сутках: утро есть расцвет, а вечер — увядание, и 
поэтому вечер — болезненней. Воздух около земли — застойный и нездоровый, и все,
 что в этом воздухе,— смертно; а высший воздух — вечно движущийся, чистый, 
здоровый, и все, что в нем есть,— бессмертно и потому божественно. Солнце, луна 
и прочие светила суть боги, ибо в них преобладает тепло, а оно — причина жизни. 
Луна берет свой свет от солнца. Боги родственны людям, ибо человек причастен к 
теплу,— поэтому над нами есть божий промысел. Рок есть причина расположения 
целого по порядку его частей. Из солнца исходит луч сквозь эфир, даже сквозь 
холодный и плотный (холодным эфиром называю