то терпят там остальные души. После смерти Эвфорба 
душа его перешла в Гермотима, который, желая доказать это, явился в Бранхиды и 
в храме Аполлона указал щит, посвященный богу Менелаем,— отплывая от Трои, 
говорил он, Менелай посвятил Аполлону этот щит, а теперь он уже весь прогнил, 
оставалась только обделка из слоновой кости. После смерти Гермотима он стал 
Пирром, делосским рыбаком, и по-прежнему все помнил, как он был сперва Эфалидом,
 потом Эвфорбом, потом Гермотимом, потом Пирром. А после смерти Пирра он стал 
Пифагором и тоже сохранил память обо всем вышесказанном.
	Некоторые говорят вздор, будто Пифагор не оставил ни одного писаного сочинения.
 Но сам физик Гераклит чуть не в голос кричит: «Пифагор, сын Мнесарха, превыше 
всех людей занимался изысканиями и, отобрав эти сочинения6, создал свою 
мудрость, свое многознание, свое дурнописание». Так он судит потому, что сам 
Пифагор в начале сочинения «О природе» пишет: «Нет, клянусь воздухом, которым 
дышу, клянусь водой, которую пью, не приму я хулы за эти слова...» В 
действительности же Пифагором написаны три сочинения — «О воспитании», «О 
государстве» и «О природе». А сочинение, приписываемое Пифагору, принадлежит 
Лисиду, таренскому пифагорейцу, который бежал в Фивы и был учителем Эпаминонда. 
Далее, Гераклид, сын Сарапиона, в «Обзоре Сотио-на» утверждает, что Пифагор 
написал, во-первых, книгу в стихах «О целокупном», во-вторых, «Священное Слово»,
 которое начинается так:
	
	Юноши,
	молча почтите вниманием это вещанье...—
	
	в-третьих, «О душе», в-четвертых, «О благочестии», в-пятых, «Элофал, отец 
Эпихарма Косского», в-шестых, «Кротон» и другие произведения; но «Слово о 
таинствах» написано Гиппасом, чтобы опорочить Пифагора, и многие сочинения 
Астона Кротонского тоже приписываются Пифагору. Далее, Аристоксен утверждает, 
что большая часть этических положений взята Пифагором у Фемистоклеи, 
дельфийской жрицы; а Ион Хиосский в «Триадах» утверждает, будто кое-что 
сочиненное он приписал Орфею. Ему же, по рассказам, принадлежат «Копиды», 
которые начинаются: «Ни перед кем не бесстыдствуй...»
	Сосикрат в «Преемствах» говорит, что на вопрос Леонта, флиунтского тирана, кто 
он такой, Пифагор ответил: «Философ», что значит «любомудр». Жизнь, говорил он, 
подобна игрищам: иные приходят на них состязаться, иные — торговать, а самые 
счастливые — смотреть; так и в жизни иные, подобные рабам, рождаются жадными до 
славы и наживы, между тем как философы — до единой только истины. Об этом 
достаточно.
	В трех вышеназванных сочинениях Пифагор вообще говорит вот что. Он запрещает 
молиться о себе, потому что, в чем наша польза, мы не знаем. Пьянство именует 
он доподлинною пагубой и всякое излишество осуждает: ни в питье, ни в пище, 
говорит он, не должно преступать соразмерности. О похоти говорит он так: 
«Похоти уступай зимой, не уступай летом; менее опасна она весной и осенью, 
опасна же во всякую пору и для здоровья нехороша». А