тся как очень молодой человек в диалоге, носящем его имя. 
Согласно традиции, он первый доказал, что имеется лишь пять родов правильных 
геометрических тел, и открыл октаэдр и икосаэдр [149 - См.: Th. Heath. Greek 
Mathematics. Vol. 1, p. 159, 162, 294-296.].

Правильные тетраэдр, октаэдр и икосаэдр имеют в качестве своих граней 
равносторонние треугольники, додекаэдр — правильные пятиугольники и не может 
быть поэтому составлен из платоновских двух треугольников. По этой причине 
Платон и не прибегает к додекаэдру в связи с указанными ранее четырьмя 
элементами.

Что касается додекаэдра, Платон говорит лишь: «В запасе оставалось еще пятое 
многогранное построение: его Бог определил для Вселенной и прибегнул к нему, 
когда разрисовывал ее и украшал». Это место неясное, но содержит в себе намек, 
что Вселенная является додекаэдром; но в других местах говорится, что она 
представляет собой шар [150 - Относительно примирения этих двух положений см.: 
F. М. Cornford. Plato's Cosmology, p. 219.]. Пентаграмме всегда принадлежало 
видное место в магии и, по-видимому, этим положением она обязана пифагорейцам, 
которые назвали ее «здоровьем» и употребляли в качестве символа для опознания 
членов братства [151 - Th. Heath. Greek Mathematics. Vol. 1, p. 161.]. Вероятно,
 она обязана своими свойствами тому обстоятельству, что додекаэдр имеет 
пятиугольники в качестве своих граней и в некотором смысле представляет собой 
символ Вселенной. Эта тема привлекательна, но здесь трудно установить что-либо 
определенное.

После обсуждения ощущения Тимей переходит к объяснению того, что человек имеет 
две души: одну бессмертную и другую — смертную; одну — созданную Богом и другую 
— созданную другими [младшими — Перев.] богами. Смертная душа, вмещающая в себе 
«...опасные и зависящие от необходимости состояния: для начала — удовольствие, 
эту сильнейшую приманку зла, затем страдание, отпугивающее нас от блага, и в 
придачу двух неразумных советчиц — дерзость и боязнь — и, наконец, гнев, 
который не внемлет уговорам, и надежду, которая не в меру легко внемлет 
обольщениям. Все это они смешали с неразумным ощущением и с готовой на все 
любовью и так довершили по законам необходимости смертный род души».

Бессмертная душа находится в голове, смертная — в груди.

В этом диалоге содержатся любопытные физиологические идеи. Например, что 
назначение кишечника состоит в том, чтобы благодаря задерживанию в нем пищи 
предотвращать обжорство. Кроме того, там имеется другое объяснение переселения 
душ: трусливые или нечестные мужчины в своей следующей жизни превратятся в 
женщин. Не плохие, но легкомысленные мужчины, которые считают, что астрономию 
можно изучать, глядя на звезды, без знания математики, превратятся в птиц; те, 
которые не обращаются к философии, превратятся в обитающих на земле диких 
животных; самые глупые станут рыбами.

Последний абзац этого диалога подводит резюме всему 
диалогу:


«Теперь мы скажем, что наше рассуждение пришло к концу. Ибо восприняв в себе 
смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал 
видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным Богом, образом 
Бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, 
единым и однородным небом».


Трудно решить, что в «Тимее» следует принимать всерьез, а что следует считать 
игрой фантазии. Я думаю, что следует принимать вполне серьезно объяснение 
сотворения мира как создания порядка из хаоса, так же как и соотношение между 
четырьмя элементами, и их отношение к правильным телам и составляющим их 
треугольникам. Объяснение времени и пространства является именно таким, в каком 
Платон убежден; то же относится к точке зрения на сотворенный мир как на копию 
вечного прообраза. Смешение необходимости и цели в мире является убеждением, 
которое было свойственно практически всем грекам задолго до появления философии.
 Платон воспринял его и тем самым прошел мимо проблемы зла, которая не дает 
покоя христианской теологии. Он серьезно думал, как мне кажется, что мир — 
животное. Но подробности относительно переселения душ и роль, приписываемая 
богам и остальным подчиненным природным силам, даны, по-моему, лишь для того, 
чтобы придать изложению возможную конкретность.

Этот диалог в целом, как я уже отмечал раньше, заслуживает изучения, поскольку 
он оказал большое влияние на древнюю и средневековую мысль; и это влияние не 
ограничивается тем, что наименее фантастично.




Глава XVIII. ЗНАНИЕ И ВОСПРИЯТИЕ У 
ПЛАТОНА

Большинство наших современников считает не требующим доказательства, что 
эмпирическое знание зависит или выводится из восприятия. Однако у Платона и у 
философов некоторых других школ имеется совершенно иная теория, а именно — что 
получается через органы чувств, недостойно называться «знанием» и единственно 
реальное знание должно иметь дело лишь с понятиями. Согласно этому взгляду, «2 
+ 2 = 4» есть подлинное знание, но такое утверждение, как «снег белый», 
настолько полно неоднозначности и неопределенности, что оно не может найти 
места в собрании философских истин.

Этот взгляд, возможно, восходит к Пармениду, но в своей ясной форме фило