|
тствий. Здесь наступает конец ее блужданиям, и, в непрерывном
соприкосновении с постоянным и неизменным, она и сама обнаруживает те же
свойства. Это ее состояние мы называем размышлением, правильно?»[142 - Платон.
Федон, с. 44.].
Душа истинного философа, который при жизни перестал быть рабом плоти, после
смерти отправляется в невидимый мир, чтобы жить в состоянии блаженства среди
богов. Но нечистая душа, которая любила тело, превратится в привидение,
блуждающее у могил, или войдет в тело какого-либо животного, такого как осел,
или волк, или сокол, соответственно своему характеру. Человек, который был
добродетельным, не будучи философом, превратится в пчелу, осу или муравья, или
в какое-либо другое животное стадной и общительной породы.
Только истинный философ отправляется после смерти на небо. «Но в род богов не
позволено перейти никому, кто не был философом и не очистился до конца, —
никому, кто не стремился к познанию» [143 - Там же, с. 48.]. Вот почему
истинные почитатели философии воздерживаются от телесных страстей. Они
поступают так не потому, что боятся бедности и разорения, но потому, что «...
тем, кто стремится к познанию, хорошо известно вот что: когда философия
принимает под опеку их душу, душа туго-натуго связана в теле и прилеплена к
нему, она вынуждена рассматривать и постигать сущее не сама по себе, но через
тело, словно бы через решетки тюрьмы, и погрязает в глубочайшем невежестве.
Видит философия и всю грозную силу этой тюрьмы: подчиняясь страстям, узник сам
крепче любого блюстителя караулит собственную темницу» [144 - Там же, с. 49.].
В этом месте Симмий приводит мнение Пифагора о том, что душа есть гармония, и
настаивает: если лира сломана, может ли сохраниться гармония? Сократ отвечает,
что душа не является гармонией, потому что гармония сложна, а душа проста.
Кроме того, он говорит, что взгляд о том, что душа есть гармония, несовместим с
предсуществованием, которое было доказано теорией воспоминания; потому что
гармония не существует раньше лиры.
Сократ переходит к объяснению своего собственного философского развития,
которое очень интересно, но не относится к главному аргументу. Он продолжает
излагать теорию идей, приводящую к выводу, что «каждая из идей есть нечто сущее
и что вещи в силу причастности к ним получают их имена...» [145 - Платон. Федон,
с. 73.]. Наконец, он описывает судьбу душ после смерти: хорошая душа
отправляется на небо, плохая — в ад, промежуточная — в чистилище.
Далее описывается кончина Сократа, его прощание. Его последние слова были:
«Критон, Асклепию-то мы должны петуха. Воздайте, непременно позаботьтесь!» Люди
отдали петуха Асклепию, когда они вылечились от болезни, а Сократ вылечился от
лихорадки жизни.
«Такова... — заключает Федон, — была кончина нашего друга, человека, как мы
можем утверждать, из всех тогдашних людей, каких мы знали по опыту, самого
лучшего, самого рассудительного и самого справедливого».
В течение многих веков платоновский Сократ был образцом для последующих
философов. Что мы должны думать о нем в этическом отношении? (Меня интересует
лишь человек, каким его изобразил Платон.) Его заслуги очевидны. Он равнодушен
к мирскому успеху, настолько лишен чувства страха, что остается спокойным,
вежливым и юмористически настроенным до самой последней минуты, больше заботясь
о том, что он считает истиной, чем о чем-либо ином. Однако у него имелись очень
серьезные недостатки. Он недобросовестен и прибегает к софизмам в своих
аргументах; он использует интеллект скорее для того, чтобы доказать желательные
для него выводы, чем для беспристрастных поисков знания. В нем есть что-то
самодовольное и елейное, напоминающее дурной тип церковника. Его мужество перед
лицом смерти было бы более замечательным, если бы он не верил в то, что ему
предстоит наслаждаться вечным блаженством среди богов. В противоположность
некоторым из его предшественников Сократ не обладал научным мышлением, но
решительно доказывал существование вселенной, соответствующей его этическим
идеалам. Это — измена истине и самый худший из философских грехов. Можно
считать, что как человек он мог быть допущен к общению со святыми, но как
философу ему потребовалось бы долго пребывать в научном чистилище.
Глава XVII. КОСМОГОНИЯ
ПЛАТОНА
Космогония Платона излагается в «Тимее» [146 - Этот диалог содержит много
неясного и вызвал споры среди комментаторов. В целом моя точка зрения совпадает
главным образом с точкой зрения Корнфорда, изложенной в его блестящей книге
«Plato's Cosmology». (Диалог «Тимей» цитируется по следующему изданию: Платон.
Сочинения. М., 1971, т. 3, ч. 1. — Прим. ред.)], который был переведен на
латинский язык Цицероном и вследствие этого был единственным из диалогов,
известных на Западе в средние века. И тогда, и ранее, в эпоху неоплатонизма,
«Тимей» имел более сильное влияние, чем все другие произведения Платона, что
представляет любопытное явление, так как он, конечно, содержит больше просто
глупостей, чем можно найти в других его произведениях. Как философское
произведение он не представляет интереса, но историческое значение его было так
велико, что следует обстоятельно рассмотреть его.
Место, занимаемое Сократом в более ранних диалогах Платона, в «Тимее»
принадлежит одному пифагорейцу. В «Тимее» разделяются также в основном теории
этой школы, включая взгляд, что число лежит в основе объяснения мира. В «Тимее»
содержится, во-первых, резюме первых пяти книг «Государст
|
|