ени; и что, кроме того, каждый афинский гражданин 
свободен эмигрировать, если ему не нравится афинское государство. Законы 
оканчивают свою длинную речь следующими 
словами:


«Нет, Сократ, послушайся ты нас, твоих воспитателей, и не ставь ничего выше 
справедливости — ни детей, ни жизнь, ни что-либо еще, чтобы, придя в Аид, ты 
мог этим оправдаться перед теми, кто правит там. В самом деле, Сократ, если ты 
сделаешь то, что намерен, то это будет и менее справедливо, и менее 
благочестиво, и значит, и здесь не будет от этого хорошо ни тебе, ни твоим, да 
и после того, как ты придешь туда, будет не лучше. Если ты теперь отойдешь, то 
отойдешь обиженный не нами, Законами, а людьми. Если же ты уйдешь из тюрьмы, 
так позорно воздав обидой за обиду и злом за зло, преступив заключенные с нами 
соглашения и договоры и причинив зло как раз тем, кому всего менее следовало 
его причинять, — самому себе, друзьям, Отечеству и нам, — то мы разгневаемся на 
тебя при твоей жизни, да и там наши братья, Законы Аида, неблагосклонно примут 
тебя, зная, что ты и нас пытался погубить, насколько это от тебя зависело»[134 
- Платон. Критом // Сочинения. М., 1966, т. Г, с. 130.].


Сократ говорит: «...мне кажется, будто я слышу эти речи, все равно как 
корибантствующим кажется, будто они слышат флейты» [135 - Там же.]. Поэтому он 
решает, что его долг в том, чтобы остаться и ждать смертного приговора.

В «Федоне» описывается последний час Сократа. С него сняли оковы и позволили 
ему свободно беседовать со своими друзьями. Он отсылает домой свою плачущую 
жену, чтобы ее горе не нарушало беседу.

Сократ начинает с утверждения, что хотя каждый, кто достойным образом 
занимается философией, не только не будет бояться смерти, но, наоборот, будет 
приветствовать ее, однако он не покончит жизнь самоубийством, потому что это 
считается незаконным. Его друзья спрашивают у Сократа, почему самоубийство 
считается незаконным, и его ответ, который находится в соответствии с 
орфической доктриной, является почти тождественным тому, что мог бы сказать 
христианин:
«Сокровенное учение гласит, что мы, люди, находимся как бы под стражей, и не 
следует ни избавляться от нее своими силами, ни бежать, — величественное, на 
мой взгляд, учение и очень глубокое» [136 - Платон. Федон // Сочинения. М., 
1970, т. 2, с. 19.]. Сократ сравнивает отношение человека к Богу с отношением 
скота к своему владельцу. Разве ты не рассердился бы, говорит Сократ, если бы 
твой бык воспользовался возможностью лишить себя жизни, и, следовательно, 
«совсем не бессмысленно, чтобы человек не лишал себя жизни, пока Бог 
каким-нибудь образом его к этому не принудит, вроде как, например, сегодня — 
меня» [137 - Там же.]. Сократ без огорчения относится к своей смерти, так как 
он убежден, что отправится отсюда «...во-первых, к иным богам, мудрым и добрым, 
а во-вторых, к умершим, которые лучше живых, тех, что здесь, на Земле... я 
полон радостной надежды, что умерших ждет некое будущее и что оно, как гласят и 
старинные предания, неизмеримо лучше для добрых, чем дурных» [138 - Там же, с. 
20.].

Смерть, говорит Сократ, есть отделение души от тела. Здесь мы наталкиваемся на 
дуализм Платона: между реальностью и видимостью, идеями и чувственными 
предметами, умом и чувственным восприятием, душой и телом. Эти пары связаны: 
первый член в каждой паре превосходит второй как в реальности, так и в благе. 
Естественным следствием этого дуализма явилась его мораль аскетизма. 
Христианство восприняло эту доктрину частично, но отнюдь не целиком, так как 
этому мешало два препятствия. Первое препятствие состояло в том, что сотворение 
видимого мира, если Платон был прав, должно было быть дурным делом, как это 
могло показаться, и поэтому Творец не мог быть благим. Второе же препятствие 
заключалось в том, что ортодоксальное христианство никогда не могло бы осудить 
брак, хотя оно считало безбрачие более благородным. Манихеи были более 
последовательны в том и другом отношении.

Разграничение между духом и материей, ставшее распространенным в философии, в 
науке, а также среди простых людей, было религиозного происхождения и возникло 
как разграничение между душой и телом. Орфик, как мы видели, провозглашает, что 
он дитя земли и звездного неба; из земли появляется тело, с неба — душа. Именно 
эту теорию Платон стремится выразить на языке философии.

Сократ в «Федоне» сразу же начинает развивать аскетические идеи своей теории, 
но его аскетизм — умеренного и джентльменского типа. Он не говорит, что философ 
должен полностью воздерживаться от обычных удовольствий, но лишь утверждает, 
что он не должен быть их рабом. Философ не должен заботиться о еде и питье, но 
он, разумеется, должен есть столько, сколько это необходимо. Здесь, конечно, не 
может быть речи о том, чтобы он постился. Нам говорят, что, хотя Сократ был 
равнодушен к вину, он мог при случае выпить больше, чем кто-либо другой, и 
никогда не быть пьяным. Сократ осуждал не употребление спиртного, но 
удовольствие, получаемое от него. Подобным образом философ не должен заботиться 
об утехах любви или о дорогом одеянии, о сандалиях или разных украшениях для 
тела. Он должен заниматься только душой, а не телом: «...его забо