нства, будет в возрасте от 20 до 30 лет заниматься изучением четырех 
предметов Пифагора: арифметики, геометрии (планиметрии и стереометрии), 
астрономии и гармонии. Эти занятия не должны преследовать какие-либо 
утилитарные цели, но должны служить лишь для того, чтобы подготовить его ум для 
созерцания вечных вещей. Например, в области астрономии он не должен слишком 
много беспокоиться о существующих небесных телах, но скорее заниматься 
математикой движения идеальных небесных тел. Это может показаться абсурдным 
современному человеку, но, как это ни странно, эта точка зрения оказалась 
плодотворной в связи с эмпирической астрономией. Этот любопытный факт 
заслуживает внимания.

Видимые движения планет, если не подвергнуть их очень глубокому анализу, 
представляются неправильными и сложными и вовсе не такими, какими создал бы их 
пифагорейский Творец. Каждому греку было ясно, что небеса должны были служить 
примером математической красоты, которая имела бы место лишь в том случае, если 
бы планеты двигались по кругам. Это было бы особенно ясно Платону, так как он 
делает ударение на благе. Таким образом, возникла проблема: имеется ли 
какая-либо гипотеза, которая приведет видимую беспорядочность движений планет к 
порядку, красоте и простоте? Если такая гипотеза имеется, то идея блага 
подтвердит наше настаивание на этой гипотезе. Аристарх Самосский нашел 
следующую гипотезу: все планеты, включая Землю, вращаются по кругам вокруг 
Солнца. Этот взгляд отвергался в течение двух тысячелетий, отчасти на основании 
авторитета Аристотеля, который приписывает довольно сходную гипотезу 
«пифагорейцам» («О небе», 293а). Эта гипотеза была вновь высказана Коперником, 
и может показаться, что ее успех оправдывает эстетический уклон Платона в 
астрономии. К сожалению, однако, Кеплер обнаружил, что планеты движутся по 
эллипсам, а не по кругам, и что Солнце находится в их фокусе, а не в центре. 
Ньютон же затем открыл, что они не движутся даже и по эллипсам. Итак, 
геометрическая простота, которую искал Платон и, по-видимому, нашел Аристарх 
Самосский, оказалась в конечном счете иллюзорной.

Эта часть научной истории иллюстрирует общее правило: любая гипотеза, как бы 
абсурдна она ни была, может быть полезной для науки, если она дает возможность 
открывателю мыслить вещи по-новому; но когда она служит этой цели случайно, она,
 вероятно, станет препятствием для дальнейшего движения вперед. Вера в благо 
как в ключ для научного понимания мира была полезной на определенной стадии 
развития в астрономии, но на каждой более поздней стадии она приносила вред. 
Пристрастие к этике и эстетике, наблюдаемое у Платона и еще более у Аристотеля, 
значительно способствовало тому, чтобы убить греческую науку.

Заслуживает внимания, что современные платоники, за немногими исключениями, 
невежественны в области математики, несмотря на огромное значение, которое 
Платон придавал арифметике и геометрии, и несмотря на огромное влияние, которое 
они имели на его философию. Это является примером вредных последствий 
специализации: человек, если он потратил так много времени в пору своей юности 
на изучение греческого языка, так что у него не осталось времени на изучение 
вещей, которые Платон считал важными, не должен писать о Платоне.




Глава XVI. ТЕОРИЯ БЕССМЕРТИЯ 
ПЛАТОНА

Диалог, названный в честь Федона, интересен в некоторых отношениях. В нем дано 
описание последних минут жизни Сократа: его беседа непосредственно перед тем, 
как он выпил цикуту, и после этого — до момента, когда он теряет сознание. 
Согласно Платону, Сократ представляет идеал человека, одновременно в наивысшей 
степени мудрого и доброго и совершенно лишенного страха смерти. Сократ перед 
лицом смерти, как он изображен Платоном, представляет собой в этическом 
отношении значительное явление как для античной, так и для современной эпохи. 
«Федон» был для языческих или свободомыслящих философов тем, чем для христиан 
был евангельский рассказ о крестных муках и распятии Христа [133 - Даже для 
многих христиан «Федон» стоит на втором месте после описания смерти Христа. «Ни 
в одной античной или современной трагедии, ни в поэзии, ни в истории (за одним 
исключением) нет ничего подобного последним часам Сократа в описании Платона». 
Это слова преподобного Бенджамина Джоуита.].

Но спокойствие Сократа в его последний час связано с его верой в бессмертие, и 
важное значение «Федона» состоит не только в том, что в нем описывается смерть 
мученика, но также и в том, что в нем излагаются многие доктрины, которые стали 
впоследствии христианскими. Теология св. Павла и отцов церкви в значительной 
мере происходит, прямо или косвенно, от «Федона» и едва ли может быть понята, 
если игнорировать Платона.

В более раннем диалоге Платона, «Критон», говорится о том, как некоторые друзья 
и ученики Сократа составили план его бегства в Фессалию, которым он мог 
воспользоваться. Вероятно, афинские власти были бы очень рады, если бы он бежал,
 и можно допустить, что предложенный план вполне мог удаться. Однако Сократ не 
захотел им воспользоваться. Он утверждал, что был осужден на основании закона и 
что было бы неправильно совершить какой-либо незаконный поступок, чтобы 
избежать наказания. Он первый провозгласил принцип, который мы связываем с 
Нагорной проповедью, а именно, что «мы не должны отвечать кому-либо злом на зло,
 какое бы зло мы ни испытали от него». Затем он представляет себе, что будто бы 
ведет диалог с законами Афин, в которых указывается, что он обязан уважать их, 
подобно тому как сын обязан уважать своего отца или раб — своего хозяина, и 
даже в еще большей сте