а наставлять и вразумлять его.

В обвинении было сказано, что Сократ не только не признает богов, которых 
признает государство, но вводит других, своих собственных богов. Однако Мелет 
говорит, что Сократ является полным атеистом, и добавляет: «...он утверждает, 
что Солнце — камень, а Луна — земля...» [86 - Платон Апология Сократа, с. 94.]. 
Сократ отвечает, что Мелет, по-видимому, думает, что он обвиняет Анаксагора, 
чьи взгляды можно услышать в театре за одну драхму (по всей вероятности, в 
пьесах Еврипида). Сократ, конечно, отмечает, что это новое обвинение в полном 
атеизме противоречит самому же официальному обвинению, и затем переходит к 
более общим соображениям.

Остальная часть «Апологии», по существу, выдержана в религиозных тонах. Сократ 
вспоминает, что когда он был воином и ему приказывали, он оставался на своем 
посту. «Если бы теперь, когда меня Бог поставил в строй, обязав, как я полагаю, 
жить, заниматься философией и испытуя самого себя и людей...» [87 - Там же, с. 
97.], было бы так же позорно оставить строй, как прежде во время сражения. 
Страх смерти не является мудростью, поскольку никто не знает, не является ли 
смерть для человека величайшим из всех благ. Если бы ему предложили сохранить 
жизнь при условии, что он перестанет заниматься философией, как он это делал до 
сих пор, он ответил бы: «Я вам предан, афиняне, и люблю вас, но слушаться буду 
скорее Бога, чем вас, и, пока я дышу и остаюсь в силах, не перестану 
философствовать, уговаривать и убеждать всякого из вас, кого только встречу... 
Могу вас уверить, что так велит Бог, и я думаю, что во всем городе нет у вас 
большего блага, чем мое служение Богу» [88 - Там же, с. 98-99.]. Он продолжает 
далее:


«Не шумите, афиняне, исполните мою просьбу: не шуметь, что бы я ни сказал, а 
слушать; я думаю, вам будет полезно послушать меня. Я намерен сказать вам и еще 
кое-что, от чего вы, пожалуй, подымете крик, только вы никоим образом этого не 
делайте.

Будьте уверены, что если вы меня, такого, каков я есть, казните, то вы больше 
повредите самим себе, чем мне. Мне-то ведь не будет никакого вреда ни от Мелета,
 ни от Анита — да они и не могут мне повредить, потому что я не думаю, чтобы 
худшему было позволено повредить лучшему. Разумеется, он может убить, или 
изгнать, или обесчестить. Он или еще кто-нибудь, пожалуй, считает это большим 
злом, но я не считаю: по-моему, гораздо большее зло то, что он теперь делает, 
пытаясь несправедливо осудить человека на смерть»[89 - Платон. Апология Сократа,
 с. 99.].


Сократ говорит, что он защищается не ради себя, но ради своих судей. Он 
является своего рода оводом, которого Бог приставил к государству, и нелегко 
будет найти другого такого человека, как он.



«Но очень может статься, что вы, рассердившись, как люди, внезапно разбуженные 
от сна, прихлопните меня и с легкостью убьете, послушавшись Анита. Тогда вы всю 
остальную вашу жизнь проведете в спячке, если только Бог, заботясь о вас, не 
пошлет вам еще кого-нибудь»[90 - Там же, с. 100.].


Почему он давал эти советы только частным образом, а публично не давал советов 
по государственным 
делам?


«Причина здесь в том, о чем вы часто и повсюду от меня слышали: со мною часто 
приключается нечто божественное или чудесное, над чем Мелет и посмеялся в своем 
доносе. Началось это у меня с детства: возникает какой-то голос, который всякий 
раз отклоняет меня от того, что я бываю намерен делать, а склонять к 
чему-нибудь никогда не склоняет. Вот этот-то голос и возбраняет мне заниматься 
государственными делами»[91 - Там же, с. 100-101.].


Далее он говорит, что честный человек не может долго прожить, если он 
занимается государственными делами. Он приводит два примера того, как его 
против желания вовлекли в государственные дела: в первом случае он оказал 
сопротивление демократии, во втором — тридцати тиранам; причем в каждом слунае, 
когда власти действовали противозаконно.

Сократ отмечает, что среди присутствующих на суде находится много его бывших 
учеников, а также их отцов и братьев. Ни один из них не был вызван обвинителем 
в качестве свидетеля того, что Сократ развращал молодежь (это почти 
единственный аргумент в «Апологии», который санкционировал бы адвокат). Сократ 
отказывается следовать обычаю приводить в суд своих плачущих детей, чтобы 
смягчить сердца судей; такие вызывающие жалость сцены, говорит он, делают равно 
смешными и обвиняемого и город. Его цель состояла в том, чтобы убедить судей, а 
не просить у них милости.

После оглашения приговора и отказа судей назначить предложенное Сократом 
наказание в 30 мин (в связи с этим Сократ называет Платона в качестве одного из 
своих поручителей, который присутствует на суде) он произносит свою последнюю 
речь:


«А теперь, афиняне, мне хочется предсказать будущее вам, осудившим меня. Ведь 
для меня уже настало то время, когда люди бывают особенно способны к 
прорицаниям, — тогда, когда предстоит им умереть. И вот я утверждаю, афиняне, 
меня умертвившие, что тотчас за моей смертью постигнет вас кара тяжелее, 
клянусь Зевсом, той смерти, которой вы меня покарали.

...В самом деле, если вы думаете, что умерщвляя людей, вы заставите их не 
порицать вас за то, что вы живете неправильно, то вы заблуждаетесь. Такой 
способ самозащиты и не вполне надежен, и не хорош, а вот вам способ и самый 
хороший, и самый легкий: не затыкать рта другим, а самим стараться быть как 
можно лучше...»[92 - Платон. Апология Сократа, с. 109-110.].


Затем Сократ обращается к тем своим судьям, которые голосовали за его 
оправдание, и говорит им, что в течение этого дня его божественное знамение ни 
разу не противодейство