чной точки зрения... И когда, гонимые 
сначала фанатизмом миссионеров, а позднее тревожной обстановкой на родине, они 
[ученые-беженцы. — Ред.] устремились целыми толпами на континент, они сыграли 
большую роль в спасении остатков литературы, которую они уже научились ценить» 
[315 - Cambridge Medieval History. Vol. III, pp. 507-508.]. Гейрик Осеррский 
примерно в 876 году следующим образом описывает наплыв ирландских ученых: 
«Ирландия, пренебрегая опасностями моря, переселяет на наши берега почти en 
masse[316 - En masse (франц.) — в массе, целиком. — Прим. перев.] великое 
множество философов, и все столпы учености обрекают себя на добровольное 
изгнание ради милостей Соломона премудрого», сиречь короля Карла Лысого [317 - 
Cambridge Medieval History. Vol. III, p. 524.].

Вынужденное бродяжничество было уделом ученых во многие эпохи. В начальный 
период греческой философии многие философы были беглецами из Персии; в 
последний ее период они стали беглецами в Персию. В V столетии, как мы только 
что видели, ученые бежали из Галлии на острова, к западу от Шотландии, чтобы 
спастись от германцев. В IX веке они бежали из Англии и Ирландии обратно, чтобы 
спастись от скандинавов. В наши дни философам Германии приходится бежать даже 
еще дальше на Запад, чтобы спастись от своих же собственных соотечественников. 
И кто знает, пройдет ли такой же долгий срок, пока они побегут в обратном 
направлении.

Мы располагаем весьма скудными сведениями об ирландцах той поры, когда они 
спасали для Европы традицию классической культуры. Наука эта была связана с 
монастырями и насквозь проникнута благочестием, как свидетельствуют покаяния 
ирландцев; однако маловероятно, чтобы она была особенно поглощена 
теологическими тонкостями. Сосредоточиваясь в основном вокруг монастырей, а не 
вокруг епископских дворцов, наука эта была свободна от того административного 
духа, который неизменно был характерен для духовенства континента, начиная с 
Григория Великого. А поскольку эффективные связи этой науки с Римом были в 
основном прерваны, в ней удержался тот взгляд на папу, который существовал во 
времена св. Амвросия, а не тот, что утвердился позднее. Некоторые полагают, что 
Пелагий был ирландцем (хотя скорее всего он был бриттом). Вполне вероятно, что 
его ересь уцелела в Ирландии, где власти не смогли истребить ее, как это им 
удалось, хотя и с трудом, в Галлии. Эти обстоятельства в некоторой мере 
объясняют ту необычайную свободу и свежесть, которые отличают теоретические 
воззрения Иоанна Скота.

Начало и конец жизни Иоанна Скота неизвестны; мы располагаем сведениями лишь о 
среднем периоде, когда он состоял на службе у французского короля. Принято 
считать, что Иоанн Скот родился около 800 года, а умер около 877 года, но обе 
эти даты чисто предположительны. Его пребывание во Франции приходится на 
понтификат Николая I, и в биографии Иоанна Скота мы вновь встречаемся с теми 
лицами, которые упоминались в связи с этим папой: Карлом Лысым, императором 
Михаилом и самим папой.

Иоанн был приглашен во Францию Карлом Лысым около 843 года и поставлен им во 
главе придворной школы. Между монахом Готтшальком и видным сановником Реймсским 
архиепископом Гинкмаром разгорелся спор по вопросу о предопределении и свободе 
воли. Монах был сторонником предопределения, архиепископ стоял за свободу воли. 
Иоанн поддержал архиепископа в трактате «О божественном предопределении», но в 
этой поддержке он зашел чересчур далеко за рамки благоразумия. Тема была 
щекотливой; ее касался Августин в своих сочинениях против Пелагия; но было 
опасно соглашаться с Августином и еще опаснее — открыто выступать против него. 
Иоанн выступил в поддержку принципа свободы воли, и это могло бы пройти 
безнаказанно, но тот факт, что аргументация его носила чисто философский 
характер, вызвал негодование. Это не значит, что Иоанн открыто выступал против 
чего-либо принятого в теологии; но он отстаивал мнение, что философия является 
равным или даже высшим авторитетом, независимым от откровения. Иоанн настаивал, 
что разум и откровение — это два источника истины и потому не могут 
противоречить друг другу; но если иной раз они по видимости противоречат друг 
другу, то предпочтение должно быть отдано разуму. Истинная религия, заявляет 
Иоанн, является и истинной философией; но и обратно — истинная философия 
является и истинной религией. Сочинение Иоанна дважды, в 855 и 859 годах, было 
осуждено церковными соборами; первый из них назвал его в своем приговоре 
«Скотовой бурдой».

Однако Иоанн Скот избежал наказания благодаря поддержке короля, с которым он, 
видимо, был на дружеской ноге. Если можно доверять сообщению Уильяма 
Малмсберийского, то однажды король, когда Иоанн обедал с ним, спросил: «Что 
отделяет Скота от скота», на что Иоанн ответил: «Только ширина обеденного 
стола». В 877 году король умер, и после этой даты об Иоанне ничего не известно. 
Некоторые полагают, что он также умер в этом году. Существуют легенды, что 
Альфред Великий пригласил его в Англию, что он стал аббатом Малмсбери или 
Ателни и был убит монахами. Однако, по-видимому, это несчастье приключилось с 
каким-то другим Иоанном.

Следующим трудом Иоанна был перевод с греческого из псевдо-Дионисия. Это 
произведение пользовалось огромной славой в период раннего средневековья. Когда 
св. Павел проповедовал в Афинах, то «некоторые же мужи, пристав к нему, 
уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит» (Деян. 17; 34). Это все, что 
известно об этом человеке ныне, но в средние века о нем знали куда больше. Он 
совершил поездку во Францию и основал аббатство Сен-Дени; так по крайней мере 
уверял Гиль-дуин, бывший его аббатом как раз накануне прибытия Иоанна во 
Францию. Кроме того, Дионисию приписывали авторство ва