огов. Память связана с нашей 
временной жизнью, тогда как лучшая и истинная жизнь — в вечности. Поэтому, 
поскольку Душа стремится к вечной жизни, она будет помнить все меньше и меньше; 
друзья, дети, жена — все постепенно будет забыто; наконец, мы не будем знать 
ничего из вещей этого мира и будем только созерцать царство интеллекта. Не 
будет памяти личности, которая в созерцательном видении осознает самое себя. 
Душа сольется в одно целое с нусом, но не путем своего собственного разрушения; 
нус и индивидуальная Душа останутся одновременно не тождественными друг другу и 
тождественными (IV, 4, 2).

В четвертой Эннеаде, где речь идет о Душе, один раздел (седьмой трактат) 
посвящен обсуждению вопроса о бессмертии.

Тело, будучи сложным, не является бессмертным; и тогда, если оно есть часть нас 
самих, мы не полностью бессмертны. Но каково отношение Души к телу? Аристотель 
(который не упомянут явно) говорил, что Душа — форма тела, но Плотин отвергает 
этот взгляд на том основании, что интеллектуальный акт был бы невозможен, если 
Душа была какой-либо формой тела. Стоики думают, что Душа материальна, но 
единство Души доказывает, что это невозможно. Более того, поскольку материя 
пассивна, она не могла создать себя сама; материя не могла бы существовать, 
если бы Душа не создала ее, и если бы Душа не существовала, материя исчезла бы 
в одно мгновение. Душа не материальна и не форма материального тела, но 
Сущность, а Сущность вечна. Этот взгляд выражен неявно в платоновских 
аргументах, что Душа бессмертна, поскольку идеи вечны; только у Плотина он 
становиться до конца явным.

Как же Душа входит в тело из отчужденности интеллектуального мира? Ответ таков: 
через внутреннее влечение. Но внутреннее влечение, хотя временами низкое, может 
быть сравнительно благородным. В лучшем случае Душа «чувствует потребность в 
сложном порядке, образец которого она видела в принципе интеллектуальности 
(нус)». То есть, иначе говоря, Душа созерцает внутреннее царство сущности и 
жаждет создать нечто сколь возможно более похожее на это царство, что может 
быть видно вовне, а не внутри, подобно (как мы могли бы сказать) композитору, 
который сначала творит свою музыку в воображении, а затем хочет услышать ее в 
исполнении оркестра.

Но это желание Души творить имеет несчастные последствия. До тех пор пока Душа 
живет в чистом мире Сущности, она не отделена от других душ, живущих в том же 
мире; но как только она соединяется с телом, ей приходится управлять тем, что 
ниже ее, и из-за этого она отделяется от других душ, имеющих другие тела. За 
исключением редких людей в редкие моменты, Душа остается прикованной к телу. 
«Тело затемняет истину, но Там [225 - Плотин обычно употребляет слово «там», 
как мог бы это делать христианин, так, как оно употребляется, например:«Жизнь 
бесконечная,Бесслезная жизнь — лишь Там».] все выглядит ясно и раздельно» (IV, 
9, 5).

Этой доктрине, подобно доктрине Платона, с трудом приходится избегать того 
взгляда, что сотворение было ошибкой. Душа на своей высшей ступени 
удовлетворена миром сущности, нус. Если бы она всегда находилась на этой 
ступени, она не стала бы творить, а только созерцала бы. По-видимому, акт 
творения должен быть оправдан на том основании, что сотворенный мир в общих 
чертах лучший из всех, какие логически возможны; но это копия вечного мира, и 
как таковая она обладает красотой, возможной для копии. Наиболее определенное 
утверждение имеется в трактате о гностиках (II, 9, 
8):


«Спрашивать, почему Душа создала Космос, значит спрашивать, почему существует 
Душа и почему Творец творит. Вопрос включает также начало в вечном и далее 
представляет творение как акт изменчивого Бытия, которое из одного превращается 
в другое.

Те, кто думает так, должны быть научены (если они захотят согласиться с такой 
поправкой) в том, что касается природы божественного, и вынуждены прекратить 
подобное богохульство в отношении величественных сил, которое так легко 
приходит к ним там, где все должно быть почтительным сомнением.

Даже в управлении Вселенной нет основания для подобных нападок, ибо оно дает 
ясные доказательства величия Интеллектуального Рода.

Это «Все», которое пришло в жизнь, — не аморфная структура, как те низшие формы 
внутри нее, которые рождаются ночью и днем из обилия ее жизненности. Вселенная 
— это жизнь организованная, эффективная, сложная, всеобъемлющая, показывающая 
непостижимую мудрость. Как же тогда может кто-либо отрицать, что она — это 
чистый, чудесно сформированный образ Интеллектуального Божества? Без сомнения, 
это копия, а не оригинал, но это его подлинная природа; она не может быть 
одновременно символом и реальностью. Но сказать, что это — неадекватная копия, 
неверно, ничто не опускается из того, что должно включать прекрасное 
воспроизведение физического порядка.

Подобное воспроизведение по необходимости должно здесь быть, хотя не путем 
умышленных ухищрений, ибо Интеллектуальное не может быть последним из вещей, но 
должно совершать двойной акт: один — в себе самом, и другой — вовне; там должно 
быть тогда нечто более позднее, чем Божественное, ибо только вещь, в которой 
кончается вся сила, не может опуститься ниже чего-то [в] самой себе».


Это, вероятно, самый лучший ответ гностикам — ответ, который делает возможным 
принципы Плотина. Эта проблема, в слегка измененной формулировке, б