нь, приобретая идентичность с божеством; находясь внутри него 
благодаря приобщению к этой активности, покоясь надо всем в умопостигаемом, — 
что меньше, чем высшее; и все же наступает момент нисхождения из интеллекта к 
рассуждению, и после этого сопребывания в божественном я спрашиваю себя, как 
случилось, что я могу теперь нисходить, и как могла Душа войти в мое тело, — 
Душа, которая даже внутри тела есть высшее, как она себя показала» (IV, 8, 1).


Это приводит нас к Душе — третьему и низшему члену Троицы. Душа, хотя и ниже, 
чем нус, есть творец всего живого: она создала Солнце, и Луну, и звезды, и весь 
видимый мир. Она — отпрыск Божественного Интеллекта. Она — двоица: есть 
внутренняя душа, настойчиво стремящаяся к нусу, и другая, которая обращена 
вовне. Последняя связывается с нисходящим движением, в котором Душа порождает 
свой образ, а он и есть Природа и мир чувств. Стоики отождествляли природу с 
Богом, но Плотин рассматривает ее как низшую сферу, как эманацию Души — Души, 
когда она забывает глядеть вверх на нус. Это напоминает гностическую точку 
зрения, согласно которой видимый мир — зло; но Плотин не придерживается этого 
взгляда. Видимый мир прекрасен и является обителью благословенных духов; он 
только лишь менее хорош, чем интеллектуальный мир. В очень любопытном остром 
споре относительно гностического взгляда о том, будто космос и его Творец — зло,
 он признает, что некоторые части гностической доктрины, как, например, 
ненависть к материи, заимствованы, возможно, у Платона, но считает, что другие 
части, которые не взяты у Платона, неверны.

Возражения против гностицизма у него двух родов. С одной стороны, он говорит, 
что Душа, когда она создает материальный мир, делает это по памяти о 
божественном, а не потому, что она стала падшей; чувственный мир, полагает он, 
так хорош, как только может быть хорош этот мир; он остро ощущает красоту вещей,
 воспринимаемую органами чувств.



«Кто из тех, кто действительно воспринимает гармонию царства интеллекта, не 
сможет откликнуться на гармонию, заключенную в воспринимаемых чувствами звуках, 
если он имеет склонность к музыке? Кто из геометров или занимающихся 
арифметикой не найдет удовлетворения в созерцании симметрий, отношений и 
принципов порядка, наблюдаемых в видимых вещах? Посмотрите даже на произведения 
живописи: те, кто рассматривает произведения живописи телесными очами, не видят 
одинаково одну и ту же вещь; они глубоко взволнованы, узнавая объекты, 
изображающие для глаз присутствие того, что лежит в идее, — и тем самым 
призваны к воспоминанию истины, к тому самому переживанию, из которого 
возникает любовь. И вот, если вид красоты, превосходно воспроизведенной на 
поверхности, торопит ум к иной сфере, без сомнения, никто, взирающий на 
прелесть, щедро изливающуюся в этом мире чувства, на всюду распространенный 
порядок, на форму, которую выказывают звезды даже в своей отделенности, — никто 
не может быть столь тупым, бесстрастным, чтобы это не вызывало у него 
воспоминаний, не может быть не охваченным почтительным благоговением при мысли 
обо всем том столь великом, возникшем из этого величия. Не отозваться на это 
так можно было бы лишь с тем, чтобы не только не создать этот мир, но и не 
иметь никакого видения того, другого» (II, 9, 16).


Есть и другой довод против гностической точки зрения. Как думают гностики, 
ничто божественное не связано с Солнцем, Луной и звездами; они были созданы 
неким злым духом. Только душа человека среди воспринимаемых вещей обладает 
какой-то благостью. Но Плотин твердо убежден, что небесные тела суть тела 
богоподобных существ, неизмеримо выше стоящих, чем человек. Гностики «их 
собственную душу, душу самого малого существа, принадлежащего человеческому 
роду, объявляют бессмертной, божественной; но все небеса и звезды на небесах не 
приобщены к Бессмертному Началу, хотя они и гораздо чище и прекраснее, чем их 
собственные души» (II, 9, 5). В пользу взгляда Плотина имеется авторитетное 
свидетельство в «Тимее», он был воспринят некоторыми отцами церкви, например, 
Оригеном. Он живо привлекателен, выражает чувства, естественно внушаемые 
небесными телами, и делает человека менее одиноким в физическом мире.

В мистицизме Плотина нет ничего мрачного или враждебного красоте. Но он — 
последний религиозный учитель на много столетий, кому может быть дана такая 
характеристика. Красота и все наслаждения, связанные с нею, начинают 
рассматриваться как идущие от Дьявола; язычники, равно как и христиане, 
начинают воспевать уродство и грязь. Юлиан Отступник, как и современные ему 
ортодоксальные святые, хвастался населенностью своей бороды. Всего этого нет у 
Плотина.

Материя создана Душой и не обладает независимой реальностью. Каждая Душа имеет 
свой час; когда он наступит, она нисходит и входит в подходящее для нее тело. 
Мотивом для этого служит не разум, а нечто скорее похожее на половое желание. 
Когда Душа покидает тело, она должна войти в другое тело, если она грешила, ибо 
справедливость требует, чтобы она была наказана. Если в этой жизни ты убил свою 
мать, в будущей жизни ты будешь женщиной и тебя умертвит твой сын (III, 2, 13). 
Грех должен быть наказан; наказание происходит через беспрестанное передающееся 
движение заблуждений грешника.

Вспоминаем ли мы эту жизнь после смерти? Ответ полностью логичен, но не тот, 
который дало бы большинство современных тео