ховного Механика.

Я не хочу сказать, что это применимо к любой детали концепции Аристотеля, но 
мне думается, что это образная основа его мышления, именно это он, начав свои 
исследования, мог бы признать истинным.

После наших предварительных замечаний рассмотрим, что же он фактически говорил.

Физика, по Аристотелю, — это наука о том, что греки называли «phusis» (или 
«physis») — слово, которое переводится как «природа», но имеет несколько иной 
смысл, чем мы ему приписываем. Мы все еще говорим о «естественных науках», о 
«естественной истории», но «природа» сама по себе — хотя это и очень 
двусмысленное слово — редко означает именно то, что означало «phusis». «Phusis» 
имело отношение к росту; можно было бы сказать, что «природа» желудя 
заключается в том, чтобы вырасти в дуб, и в таком случае мы употребили бы слово 
в том смысле, в каком его употреблял Аристотель. «Природа» вещи, говорит 
Аристотель, есть ее цель, то, ради чего она существует. Таким образом, это 
слово включает в себя телеологический смысл. Иные вещи существуют от природы, а 
иные — от других причин. Животные, растения и простые тела (элементы) 
существуют от природы; у них есть внутренний принцип движения. (Слово, которое 
переводится как «движение», имело более широкое значение, чем «перемещение»; 
кроме перемещения оно включало в себя изменение качества или размера.) Природа 
— источник движения или покоя. Вещи имеют природу, если у них есть внутренний 
принцип такого рода. Фраза «согласно природе» применяется к этим вещам и их 
существенным атрибутам. (Именно вследствие такого понимания «неестественное» 
стало выражать нечто отрицательное.) Природа проявляется скорее в форме, чем в 
материи; то, что в потенции есть плоть или кость, еще не приобрело своей 
собственной природы, и вещь в большей мере становится сама собой, когда 
достигает полного осуществления. По-видимому, эта точка зрения в целом 
подсказана биологией: желудь является дубом «в потенции».

Природа принадлежит к тому классу причин, которые действуют ради чего-нибудь. 
Это ведет к рассмотрению того взгляда, что природа производит по необходимости, 
без цели, в связи с чем Аристотель рассуждает о выживании наиболее 
приспособленных в той форме, как учил Эмпедокл. Это не может быть правильным, 
говорит он, потому что вещи происходят определенными путями, и, когда ряд 
завершен, оказывается, что все предшествующие шаги были сделаны ради этого. Те 
вещи «естественны», которые, «двигаясь непрерывно под воздействием какого-то 
начала в них самих, доходят до известной цели» (199b). Вся эта концепция 
«природы», хотя она вполне может показаться весьма подходящей для объяснения 
роста животных и растений, стала, в конечном результате, огромным препятствием 
для прогресса науки и источником многого того, что было плохого в этике. На эту 
последнюю она еще оказывает вредное влияние.

Движение, говорят нам, — это реализация того, что существует в потенции. Такое 
мнение, помимо других недостатков, несовместимо с относительностью перемещения. 
Когда А движется относительно В, то В движется относительно А, и бессмысленно 
утверждать, что одно из двух находится в движении, а другое — в состоянии покоя.
 Когда собака хватает кость, с точки зрения здравого смысла кажется, что собака 
находится в состоянии движения, в то время как кость пребывает в состоянии 
покоя (пока она не схвачена), и что это движение имеет цель, а именно 
осуществить, реализовать «природу» собаки. И вдруг оказывается, что этот взгляд 
неприменим к неживой материи, что для научной физики любая концепция «цели» 
бессмысленна и что, строго научно, никакое движение не может рассматриваться 
иначе, как относительное.

Аристотель отрицает пустоту, мысль о существовании которой защищали Левкипп и 
Демокрит. Затем он переходит к весьма любопытному рассуждению о времени. Можно 
было бы, говорит он, утверждать, что время не существует, поскольку оно 
составлено из прошедшего и будущего, из которых одно уже не существует, а 
другое еще не существует. Однако он отвергает эту точку зрения. Время, говорит 
он, — это движение, которое допускает процесс счета (почему он считает процесс 
счета существенным, не ясно). Законно спросить, продолжает он, могло ли бы 
время существовать без души, поскольку ничего нельзя сосчитать, если некому 
считать, а время включает процесс счета. Он, по-видимому, представляет себе 
время, как какое-то количество часов, или дней, или лет. Некоторые вещи, 
добавляет он, вечны в том смысле, что они находятся вне времени; надо полагать, 
что он имеет в виду такие вещи, как числа.

Движение было всегда и всегда будет, ибо не может быть времени без движения, и 
все, за исключением Платона, согласны в том, что время никем не создано. В этом 
пункте христианские последователи Аристотеля были вынуждены отмежеваться от 
него, поскольку Библия говорит, что Вселенная имела начало.

Сочинение Аристотеля «Физика» кончается аргументом в пользу неподвижности 
источника движения, который мы рассматривали в связи с его другим сочинением — 
«Метафизика». Имеется один неподвижный двигатель: он