пция организма: рука, когда тело уничтожено, не является 
более рукою, говорит он. Здесь подразумевается, что рука должна определяться 
своей функцией — схватывать, которую она может осуществлять только тогда, когда 
присоединена к живому телу. Подобным же образом индивид не может выполнить 
своей функции, не являясь частью государства. Тот, кто основал государство, 
говорит Аристотель, был величайшим из благодетелей, ибо без закона человек — 
худшее из животных, а закон своим существованием обязан государству. 
Государство не есть только общество для обмена и для предотвращения 
преступлений:


«Государство создается... для того, чтобы жить счастливо (1280а); <...> само же 
государство представляет собой общение родов и селений ради достижения 
совершенного самодовлеющего существования, которое, как мы утверждаем, состоит 
в счастливой и прекрасной жизни. Так что и государственное общение — так нужно 
думать — существует ради прекрасной деятельности, а не просто ради совместного 
жительства» (1281а)[167 - Аристотель. Политика // Сочинения. М., 1983, т. 4, с. 
460, 462.].


Поскольку государство формируется из хозяйств, каждое из которых состоит из 
одной семьи, обсуждение политики должно начаться с семьи. Основное в этом 
обсуждении связано с рабством, так как в античном мире рабы всегда считались 
частью семьи. Рабство целесообразно и правильно, но раб, естественно, должен 
быть ниже хозяина. От рождения одни предназначены подчиняться, другие — 
управлять; человек, который по рождению принадлежит не самому себе, а другому 
человеку, является по природе рабом. Рабы не должны быть греками, а должны 
принадлежать к низшей расе, менее одухотворенной (1255а и 1330b). Для 
прирученных животных лучше, когда ими управляет человек; это относится и к тем 
людям, которые ниже по природе: для них лучше, когда ими управляют высшие. 
Можно сомневаться, оправдана ли практика превращения в рабов военнопленных; 
сила, которая приводит к победе в войне, как будто подразумевает высшую 
добродетель, но это бывает не всегда. Война, однако, справедлива, когда ведется 
против тех, кто, хотя и предназначен природой быть управляемым, не желает 
подчиняться (1256b); в этом случае подразумевается, что обращать в рабство 
побежденных правильно. Казалось бы, этого достаточно для того, чтобы оправдать 
любого когда-либо жившего завоевателя, ибо ни один народ не пожелает признать, 
что он природой предназначен быть управляемым, и единственным свидетельством о 
намерениях природы может служить исход войны. Поэтому в каждой войне победители 
оказываются правы, а побежденные — неправы. Весьма 
удовлетворительно!
Затем следует рассуждение о торговле, которое оказало глубокое влияние на 
схоластическую казуистику. Вещь может быть использована двумя способами 
(правильно и неправильно); например, башмак можно носить, то есть использовать 
правильно, или его можно обменять, что будет неправильным его использованием. 
Отсюда следует, что есть что-то унизительное в том, чтобы быть сапожником, 
поскольку сапожник, для того чтобы жить, вынужден обменивать башмаки. Розничная 
торговля, оказывается, не является естественной частью искусства наживать 
богатство (1257а). Естественный путь к приобретению богатства — это искусное 
управление домашним хозяйством и землями. Богатству, наживаемому таким путем, 
есть предел, но нет границ богатству, наживаемому торговлей. Торговля имеет 
отношение к деньгам, но богатство не есть накопление монеты. Богатство, 
приобретаемое торговлей, справедливо ненавидят, потому что оно 
неестественно:


«Поэтому с полным основанием вызывает ненависть ростовщичество, так как оно 
делает сами денежные знаки предметом собственности, которые, таким образом, 
утрачивают то свое назначение, ради которого они были созданы: ведь она 
возникла ради меновой торговли, взимание же процентов ведет именно к росту 
денег. <...> Этот род наживы оказывается по преимуществу противным природе» 
(1258b).


О том, что следует из этого авторитетного заявления, можно прочесть в книге 
Тоуни «Религия и подъем капитализма». Но, хотя на сообщаемые им факты можно 
положиться, его комментарии пристрастны в пользу докапиталистического строя.

«Ростовщичество» означало всякую ссуду под проценты, а не только, как теперь, 
кабальные долговые ссуды. Со времен древних греков до нынешних дней 
человечество — или по крайней мере наиболее развитая в экономическом отношении 
часть его — делилось на должников и кредиторов; должники не одобряли процентов, 
а кредиторы одобряли их. Почти всегда земледельцы были должниками, а люди, 
занятые торговлей, — кредиторами. Точка зрения философов, за малым исключением, 
совпадала с денежными отношениями их класса. Греческие философы или 
принадлежали к классу землевладельцев, или служили ему; поэтому они 
неодобрительно относились к процентам. Средневековые философы были церковниками,
 а основную собственность церкви составляли земли, поэтому они не видели 
необходимости в пересмотре мнения Аристотеля. Их возражения против 
ростовщичества подкреплялись антисемитизмом, так как наиболее быстро 
оборачивающийся капитал принадлежал евреям. Церковники и бароны вступали в 
борьбу между собой, иногда очень ожесточенную, но они могли объединяться против 
з