ого еврея, который помогал им пережить времена плохого урожая, давая деньги 
взаймы, и считал, что заслуживает некоторого вознаграждения за свою 
бережливость.

С Реформацией положение изменилось. Многие из самых убежденных протестантов 
были дельцами, для которых давать взаймы под проценты было очень важно. 
Последовательно сначала Кальвин, а затем и другие протестантские богословы 
санкционировали проценты. Наконец, католическая церковь была вынуждена 
последовать этому примеру, потому что старые запрещения не соответствовали 
новому миру. Философы, чьи доходы имели своим источником университетские вклады,
 относились к процентам благосклонно с тех пор, как перестали быть 
церковнослужителями и потому не были более связаны с землевладением. Сколько 
угодно теоретических доводов в поддержку экономически удобной точки зрения 
имелось на каждой исторической ступени.

Аристотель критикует «Утопию» Платона с разных сторон. Прежде всего очень 
интересны его комментарии, согласно которым «утопия» приписывает слишком много 
единства государству и превращает его в индивид. Затем идут аргументы против 
предлагаемой отмены семьи, такие, которые невольно приходят на ум каждому 
читателю. Платон думает, что человек, просто называя «сыном» всякого, кто по 
возрасту мог бы быть таковым, приобретет ко всем молодым людям те чувства, 
которые сейчас испытывают отцы к своим настоящим сыновьям; то же относится и к 
наименованию «отец». Аристотель, напротив, говорит, что общее многим людям 
пользуется наименьшей заботой и если «сыновья» будут общими для многих «отцов», 
они вообще окажутся заброшенными, о них не станут заботиться; лучше быть 
двоюродным братом на самом деле, чем «сыном» в платоновском смысле; план 
Платона сделал бы любовь слишком бессодержательной. Затем имеется следующий 
любопытный довод: поскольку воздержание от супружеской измены является 
добродетелью, было бы жаль иметь такую социальную систему, которая отменяет эту 
добродетель и соотносительный с ней порок (1263b). Затем задается вопрос: если 
женщины станут общими, кто будет вести хозяйство? Однажды я написал очерк, 
называемый «Архитектура и социальная система», в котором указывал, что все, кто 
отождествляет коммунизм с отменой семьи, защищают также и коммунальное жилье 
для большого числа людей с общими кухнями, столовыми и детскими. Эту систему 
можно охарактеризовать как монастыри без обета безбрачия. Все это существенно 
для проведения в жизнь планов Платона, но, безусловно, столь же невозможно, как 
многое другое, им рекомендуемое.

Платоновский коммунизм раздражает Аристотеля. Он привел бы, заявляет Аристотель,
 к взрыву гнева против ленивых и к такого рода ссорам, которые обычны для людей,
 путешествующих совместно. Лучше, если каждый будет заниматься своими делами. 
Собственность должна быть частной, но у людей следует воспитывать чувство 
благотворительности, так чтобы использование этой собственности было в основном 
общим. Благотворительность и щедрость — добродетели, а без частной 
собственности они невозможны. Наконец, говорится, что, если бы планы Платона 
были хороши, кто-нибудь выдумал бы их раньше [168 - Ср. речь Нудля в книге 
Сиднея Смита: «Если бы это предложение было здравым, разве саксы прошли бы мимо 
него? Разве датчане пренебрегли бы им? Разве оно ускользнуло бы от мудрости 
норманнов?» (цитирую по памяти).]. Я не согласен с Платоном, но если бы 
что-либо и могло заставить меня с ним согласиться, то это доводы Аристотеля, 
выдвигаемые против него.

Как мы уже видели в связи с вопросом о рабстве, Аристотель не верит в 
равенство; хотя он и допускает подчинение рабов и женщин, однако все еще 
остается вопросом, должны ли все граждане быть политически равными. Некоторые, 
говорит он, считают это желательным на том основании, что все революции имеют 
своей целью урегулирование собственности. Он отвергает этот довод, утверждая, 
что величайшие преступления совершаются скорее от избытка, чем от недостатка; 
никто не становится тираном, чтобы не мерзнуть.

Правительство тогда хорошо, когда его целью является благо всего общества, и 
плохо, когда оно заботится только о себе. Есть три рода хороших правительств: 
монархия, аристократия и конституционное правление (или полития); есть три 
плохих — тирания, олигархия и демократия. Существует также много смешанных 
промежуточных форм. Надо отметить, что плохие и хорошие правления определяются 
этическими качествами тех, кто находится у власти, а не формой конституции. Это,
 однако же, верно лишь отчасти. Аристократия есть правление людей 
добродетельных, олигархия — правление богатых. Аристотель же не считает 
богатство и добродетель понятиями строго синонимичными. В соответствии с 
доктриной золотой середины он утверждает, что умеренный достаток скорее всего 
ассоциируется с 
добродетелью:


«...не добродетели приобретаются и охраняются внешними благами, но, наоборот, 
внешние блага приобретаются и охраняются добродетелями; ...счастье в жизни, 
будет ли оно для людей выражаться в удовольствиях, или в добродетели, или и в 
том и в другом, сопутствует тем людям, которые в избытке украшены добрыми 
нравами и разумом и которые проявляют умеренность в приобретении внешних благ в 
гораздо большей степени, нежели тем, которые приобрели больше внешних благ, чем 
это нужно, но бедны благами внутренними» (1323а-b).


Поэтому есть разница между правлением лучших (аристократия) и богатейши