ементов, которые он приводит 
вместе, хотя и твердо придерживается центральной идеи всякой истинной философии.
 Над мыслителями упанишад довлели верования ведийских религий. Хотя мыслители 
упанишад без колебаний подвергают их критике, но вместе с тем это наследие 
прошлого им мешало. Они пытались быть защитниками будущего прогресса и 
приверженцами прошлого величия. Судя по результатам, это была тяжелая задача. 
Религия упанишад, проповедуя чистую и духовную доктрину, не имевшую 
специфических форм богослужения, не требовавшую церковной иерархии, тем не 
менее, терпела эти вещи и даже признавала их. 

"Различные кармы, которые провидцы находят в мантрах, истинны и широко 
практиковались в век Трета; соблюдайте их всегда с искренним желанием это ваш 
путь к достижению плодов кармы"339. 

Ведийские боги имели свое собственное место на солнце. Никто не требовал от 
людей забвения богов, которым они привыкли поклоняться. Остроумные объяснения, 
предположения и символы помогали истолковывать старые предрассудки 
соответственно новому идеализму. Несмотря на то, что время требовало верности 
духовному идеалу, в упанишадах имеет место значительное приспособление к духу 
времени. Они начали как движение в направлении освобождения индивида от уз 
внешнего авторитета и чрезмерной условности. Они кончили перековкой старых 
цепей. Вместо создания новых жизненных ценностей они стремились 
пропагандировать традиционные. Проповедь духовной демократии совершенно иное 
дело, чем ее установление. Упанишады, и это похвально, стремились сочетать 
возвышенный мистицизм с верой предков. Но их век не почувствовал даже 
существования возможности замены новым духовным идеалом мифологии прошлого. 
Возвышенный идеализм упанишад не стал популярным движением. Он не оказал 
влияния на общество в целом. Обрядовая религия продолжала оставаться ведущей 
силой. Упанишады только добавили к ней респектабельности. Старая вера получила 
новую жизненную силу от веяния духа из другой сферы. Если бы идеализм упанишад 
проник в массы, то это сопровождалось бы значительным преобразованием расового 
характера и духовным возрождением общественных учреждений. Но ни того, ни 
другого не случилось. Низшая религия, со многими ее предрассудками, 
господствовала. Жречество стало могущественным. Консерватизм религиозных 
учреждений и презрение к массам существовали бок о бок с высшим духом, 
признаваемым немногочисленными приверженцами совершенной жизни. То был век 
духовных противоречий и хаоса. Учения упанишад стали настолько гибкими, что 
охватывали различные формы доктрин – от утонченного идеализма до самого грубого 
идолопоклонства. В результате высшая религия была подавлена низшей. 

Повсюду мы наталкиваемся на противоречивые понятия. В религии существовал 
ведийский политеизм и жертвоприношения, смягченные монизмом упанишад и духовной 
жизнью. В общественной сфере существовали касты, строгость которых смягчалась 
католическим духом универсализма. В эсхатологии существовала концепция 
перерождения в сочетании с представлениями об аде. Но ложное победило истинное, 
и хаос брахманикалистической религии, со всеми свойственными ей противоречивыми 
теориями, достиг своей вершины в после-упанишадском или пред-буддистском 
периоде. Это был период духовного бесплодия, когда истина превратилась в 
традицию, а мораль – в рутину. Жизнь стала рядом ритуалов. Ум человека вращался 
в железном кольце предписанных формул и обязанностей. Атмосфера была удушливой 
от церемониализма. Нельзя было просто проснуться или встать с кровати, помыться 
или побриться, умыть лицо или съесть что-либо без произнесения какой-либо 
формулы или соблюдения какого-либо обряда. Это был век, когда мелочная и 
опустошенная вера придавала слишком большое значение пустякам и чистым 
предрассудкам. Но бесплодная и бездушная философия, порожденная сухой и 
догматической религией, полной аффектации и не имеющей чувства меры, не могла 
ни в какой степени удовлетворить мыслителей, а надолго не могла удовлетворить и 
широкие массы. Период разложения продолжался и тогда, когда были сделаны 
попытки более последовательно довести до конца переворот, совершенный 
упанишадами: логическая комбинация монизма упанишад и политеизма вед, духовной 
жизни упанишад и ритуальной рутины вед, мокши и сансары упанишад и ведийские ад 
и небеса, универсализм упанишад и народной касты не могли существовать долго. 
Реконструкция была глубочайшей потребностью времени. Внедрения более глубокой и 
более духовной религии в обычную жизнь человека – вот чего жаждали в те времена.
 Но прежде чем пытаться достигнуть истинного синтеза, надо было порвать связь 
между искусственно соединенными элементами и восстановить их абстрактную 
противоположность друг другу. Буддисты, джайнисты и чарваки, или материалисты, 
указывали на искусственность господствующей религии. Буддисты и джайнисты 
пытались произвести реконструкцию, подчеркивая этические запросы духа. Но их 
попытки шли в революционном направлении. Пытаясь осуществить этический 
универсализм учений упанишад, они вообразили, что полностью порвали с 
авторитетом касты брахманов, с ритуальной системой и господствующей религией. 
Бхагавадгита и более поздние упанишады пытались считаться с прошлым и создать 
синтез алогичных элементов в более консервативном духе. Может быть, эти 
радикальные и консервативные протесты против религии в той форме, как она 
господствовала в послеупанишадский период, были сформулированы в различных 
частях страны: буд