и за пределы 
вторичных причин. 

"Принеси мне оттуда плод дерева ньягродха". – "Вот он, господин". – "Разломай 
его". "Он разломан, господин". – "Что ты видишь там?" – "Семена, почти 
бесконечно малые". – "Разломи одно из них". – "Оно разломано, господин". – "Что 
ты там видишь?" – "Ничего, господин". 

Отец говорит: "Мой сын, эта тончайшая сущность, которую ты не мог воспринять, и 
есть та самая сущность, благодаря которой существует большое дерево ньягродха. 
Поверь, сын мой, то, что является этой тончайшей сущностью, во всем 
существующем имеет свое я. Это есть Истина. Это – я, и ты, о Шветакету, 
являешься им". 

Отец поочередно указывает сыну на некоторые типичные объекты природы и 
приглашает его осознать философскую истину о единстве жизни и неразрывности 
связи человеческой жизни с жизнью вселенной. Нам нелегко постичь эту единую 
реальность, которая скрыта многими объектами. Мы слишком мирские, слишком 
по-житейски опытны, слишком заняты самими собой, чтобы понять ее. Мы живем на 
поверхности жизни, цепляемся за форму, поклоняемся внешнему. 

Дойесен игнорирует основную истину философии упанишад, когда он утверждает, что 
согласно ей "весь мир, все дети, богатство и мудрость" должны "исчезнуть в 
ничто, которым они на самом деле и являются"150. Но этой гипотезе необходимо 
разъяснить все те места в упанишадах, в которых заявляется, что Брахман – опора 
мира – одно и то же с психическим началом индивидуального я на основе 
приспособления. 

"Тот же самый дух приспособления лежит в основе формы, принятой доктриной о 
Брахмане как о психическом первоначале"151. "Упанишады находят особое 
удовольствие в отождествлении Атмана как бесконечно малого внутри нас с Атманом 
как бесконечно большим вне нас"152. 

Когда мы пребываем в состоянии горя, мы не подходим ближе к богу, а только 
делаем уступки слабой человеческой природе. 

"Метафизическое познание опровергает существование какой-либо реальности вне 
Атмана, который является сознанием. Эмпирическая точка зрения, напротив, учит, 
что многообразие вселенной существует вне Атмана. Из соединения этих 
антагонистических предположений возникла доктрина о том, что мир реален и все 
же Атман остается единственной реальностью, так как Атман и есть мир"153. 

Не легко понять, почему эти два предположения антагонистичны, а вывод 
представляет собой непримиримый компромисс. Когда говорят, что нет реальности 
вне Атмана, это означает, что Атман является универсальным духом, или сознанием,
 включающим все остальное. Когда говорят, что "многообразие вселенной 
существует вне нас", слово "нас" относится к эмпирическим индивидам, которые 
ограничены умом и телом и существуют в определенном месте и времени. Конечно, 
для таких существ мир реален, поскольку он им противопоставлен. Атман, которого 
мы ищем, является не объектом познания, а основой всякого познания. Эта 
предпосылка одинакова как для материального, так и для духовного миров. 
Мыслящие существа, или дживы, психологические я, являются частью мира природы. 
В этом мире они внешне воздействуют на другие существа и сами подвержены 
воздействию. Однако логически Атман является условием этого существования мира 
связанных объектов в целом. Всякое существование – это существование для я. Мир 
находится за пределами нас как психологических я. Он там – в универсальном я. 
Вывод таков: мир реален для нас, так как мы еще несовершенные я. Атман является 
единственной реальностью и включает в себя также и мир. Всякое другое 
утверждение было бы нелогичным. Как эмпирические я, мы противостоим миру, 
ограниченному объектами. Как наша жизнь, впервые противопоставленная материи, 
постепенно поглощает и преобразует в себе механическую сторону вещей, точно так 
же и субъект преобразует объект. И тогда то, что вначале было внешним и 
объективным, становится только условием субъективной активности. Этот процесс 
идет непрерывно до тех пор, пока субъект не приобретет полного господства над 
объектом и не станет всем во всем. Тогда вне субъекта не будет препятствий, 
однако, цель еще не будет достигнута. Отрицание противоположности – признак 
духовного роста. Вывод о том, что мир представляет собой простую видимость, мог 
бы быть сделан, если бы индивидуальный субъект, это отдельное звено в цепи 
эволюции, ограниченное пространством и временем, рассматривался как абсолютная 
реальность. Если бы мы, так, как мы есть, были Брахманом, если бы мы были 
единственной реальностью, тогда бы мир, противопоставленный нам, был просто 
волшебным зрелищем. Но я, претендующее быть единственной реальностью, является 
совершенным я, к которому мы еще должны стремиться. Этому совершенному я, 
которое включает в себя все, что находится в нас и вне нас, ничего не 
противопоставляется. Это – незаконное смешивание конечного я человека, со всеми 
его диссонансами и противоречиями, с первичным я Брахмана, которое дает 
Дойссену повод, чтобы выдумать антагонизм, который он затем пытается преодолеть 
искусственными средствами. 
Имеются некоторые отрывки в упанишадах, которые говорят о том, что мы не можем 
признать множественность (нана) в Брахмане154. Эти отрывки стремятся доказать 
единство мира. Упор делается на единую бесконечность, а не на множественность 
конечного. В нашей актуальной жизни мы представляем себе противоположность 
субъекта и объекта реальной. Однако трезвое размышление скажет нам, что эта 
противоположность не имеет основополагающего значения. Дуализм субъекта и 
объекта не является конечной истиной. Когда говорят, что дуализм – это не все, 
что дуализм не являетс