| |
течении и движении. Наши глаза не могут
повернуться в глазницах, не меняя наших восприятий. Наше мышление еще более
изменчиво, чем наше зрение; все наши другие чувства и способности также
участвуют в этом изменении; нет ни одной душевной силы, которая оставалась бы
неизменно одной и той же, если только не на одно мгновение"94.
Немного далее Юм опять пишет:
"То, что мы называем духом, – это всего лишь груда или пучок различных
восприятий, соединенных некоторыми отношениями и обладающих, как предполагается,
хотя и ложно, определенной простотой и тождественностью".
Нагасена, подобно Юму, считает себя в интеллектуальном отношении обязанным
рассматривать все термины как непонятный язык; с этим языком нельзя связывать
никакого значения, которое можно было бы себе представить, и, таким образом,
обязанным отказаться от понятия тонкой души, которое, по его представлению,
имеет необъяснимое значение. То, что не ощущается, не реально. Мы знаем только,
что есть страдание, но не знаем, что есть страдающий субъект95. Нагасена
справедливо говорит, что он не знает субстанции я, которой, согласно Декарту,
присущи определенные врожденные качества, неизвестной опоры Локка. У нас нет
никакого представления о ней, и мы не решимся предположить, что можем дать
какое-то понятное объяснение ее отношения к качествам, которым она якобы служит
опорой. Современная психология сделала ходячей монетой выражение "психология
бездушия", впервые употребленное Ланге, и признала, что душа – это всего лишь
ярлык, привязанный к пучку ощущений, эмоций и чувств. Уильям Джеме считает
термин "душа" просто словесной формулой, которой не соответствует никакая
действительность. "Это слово ничего не объясняет и ничего не гарантирует, ее
(души) последовательные мысли – вот единственное, что относительно нее понятно".
Некоторые реалисты, освещающие философские проблемы в научном духе раннего
буддизма, не принимают теории души96. Понятие о внутреннем начале, отличном от
внешних реакций и таинственно с ними связанном, считается суеверием. Все
неэмперические сущности в объяснении устраняются. В этом случае я – это родовая
идея, обозначающая совокупность умственных состояний. Это общая сумма
содержании сознания97. Нагасена совершенно логичен. Если мы не считаем вместе с
Платоном, что за каждым индивидуальным предметом, вроде колесницы, кроется
что-то всеобщее, мы не должны думать, что за сложным человеком имеется какое-то
я.
Если ощущение для нас является мерой вселенной, тогда опыт становится ощущением
каждого мгновения. Я это всего лишь изолированное мгновенное восприятие. Жизнь
я, или того, что мы в обыденной речи называем духом, продолжается ровно столько,
сколько длится неделимое мгновенное сознание. Согласно Уильяму Джемсу, биение
настоящего мгновения и есть подлинный субъект.
"Сознание можно представить в виде потока... Вещи, которые известны вместе,
известны в отдельных биениях этого потока". Подлинный субъект – это не длящееся
существо; каждый субъект существует лишь одно мгновение. Его место немедленно
занимается другим, который выполняет и его функцию – действовать, как медиум
единства. Субъект на какое-то время знает и принимает своего предшественника и
таким образом присваивает то, что усвоил предшественник"98.
Я логически становится переходным состоянием сознания. Каждое сознательное
явление, называемое духом, не представляет собой видоизменения какого-то
вечного духовного вещества или видимости Атмана, это есть в высшей степени
сложное соединение, постоянно изменяющееся и вызывающее новые сочетания. С этой
точки зрения мы не можем объяснить относительного постоянства и единства опыта.
Бертран Рассел указывает, что имеется эмпирически данное отношение между двумя
переживаниями, которое и образует их бытие, обычно называемое переживаниями
одного и того же лица, и поэтому мы могли бы рассматривать данное лицо просто
как особый ряд переживаний, между которыми это отношение имеет место,
совершенно не считаясь с ним как с метафизическим существом. Непрерывность
существует, но тождества нет. Сознания двух последовательных мгновений не
обладают каким-либо существенным тождеством. То, что чувствовалось в предыдущее
мгновение, уже мертво и ушло, и даже в то время, как мы думаем, наши
переживания исчезают. Каждое состояние есть обособленный индивидуум,
появляющийся на мгновение и немедленно исчезающий, освобождая место для другого,
имеющего подобную же судьбу. Впечатление непрерывности вызывается густотой
скопления впечатлений, точно так же, как непрерывность окружности создается
целым рядом малых точек. Рассел придерживается того мнения, что каждый из нас –
это не один человек, а бесконечный ряд людей, из которых каждый существует одно
мгновение. В последовательных достояниях сознания мы представляем собой
различные существа, и даже непрерывность существования между ними трудно понять.
Когда одно наличествует, другое невозвратимо умерло и ушло. И вообще каким
образом прошлое может обусловливать настоящее?99 Настаивать на непрерывности,
как и на преходящести духовных состояний, по-видимому, будет непоследовательно;
продолжение прошедше
|
|
