же время оптимистическая вера в достижимость спасительного единения с Абсолютом.
 Мистическая аскеза свидетельствует об эгоизме, рассчитывающем на 
индивидуальное освобождение от страданий, но она же демонстрирует высшую 
степень альтруизма: отказ от земных благ, жертвенность, служит для других 
примером бескорыстия, постоянным укором стяжательству, низким страстям. 
   Миро- и жизнеотрицание нередко оказываются отрицанием лишь мира зла, но не 
жизни как таковой. Напротив, в постоянном стремлении к самосовершенствованию, в 
неустанном поиске Истины проявляется подлинное утверждение жизни как вечно 
изменяющегося процесса, потока нескончаемых перемен. 
   Пытаясь определить китайскую философскую традицию в целом, многие склонны 
характеризовать ее как преимущественно антропоморфно ориентированную. 
Действительно, ни онтология, ни проблемы познания не занимают в рассуждениях и 
размышлениях китайских мыслителей такого места, как тема человека. 
   Человек - одна из "10 тысяч вещей", но в то же время именно он наиболее 
ценная из всей мирской "тьмы вещей". Ссылаясь на изречение Конфуция "Из 
рожденных Небом и Землей человек является самым ценным", Дун Чжуншу утверждал, 
что тот, "кто вник в свою природу, дарованную Небом, знает, что сам более ценен,
 чем прочие существа" (64). 
   Ответ на вопрос, в чем отличие человека от всех иных существ, дан в "Бо ху 
тун" ("Диспут в Зале Белого Тигра"), формулируется прямо противоположной точки 
зрения придерживался главный оппонент Мэн-цзы - Сюнь-цзы (ок. 313-238 гг. до н. 
э.), настаивавший на том, что "человеческая природа зла; а то, что она добра, - 
искусственное приобретение". По справедливому замечанию А-И. Кобзева, "за 
двухтысячелетний период развития конфуцианства - от Конфуция до Ван Янмина - в 
нем были выдвинуты и разработаны практически все возможные решения проблемы 
соотношения человеческой природы и добра и зла. Этот факт реального исчерпания 
комбинаторно возможных ответов на поставленный таким образом философский вопрос 
свидетельствует прежде всего о том, что внутри традиционной китайской философии 
шел процесс постоянного развития, в специфической форме постепенного перебора 
всех допустимых решений тех или иных выдвинутых в древности проблем, а также 
перебора их всевозможных взаимных комбинаций" (68). 
   Проблема добра и зла, как известно, находится в тесной связи с проблемой 
предопределения и свободы воли. Здесь тоже наблюдается широкий разброс мнений. 
Довольно типичным для конфуцианства является представление о существовании 
Небесного "замысла" в отношении всего сущего и в первую очередь человека. 
"Человек, как только он родится, получает великий удел, - гласит LЧунь цю фань 
лу". - Это - сущность (субстанция) [человека]. [Она включает также] еще и 
переменный удел" (68). Под великим уделом подразумевается то, что 
предопределено Небом и над чем человек, естественно, не властен. Переменный же 
удел связан с тем, что зависит от человека, от его личных усилий. Какова связь 
упомянутых выше уделов между собой? Об этом убедительно говорит тот же Дун 
Чжуншу: "Небо рождает народ. [При этом] его природа обладает способностью стать 
доброй, но еще не может стать доброй. Для того чтобы сделать [его] природу 
доброй. Небо ставит [над ним] государя. Таков замысел Неба. Народ получает от 
Неба природу, которая не может [сама] стать доброй, и получает от государя 
поучение, завершающее [становление] природы. Государь наследует и продолжает 
замыслы Неба, и его предназначение - завершить [становление] природы народа" 
(69). 
   Этот фрагмент служит выражением типичной для конфуцианской традиции 
установки на: а) отрицание абсолютного фатализма; 
   б) признание не только возможности но, более того, необходимости 
человеческого усилия и действия, направленных на реализацию заложенных в 
человеке добрых потенций, т. е. на достижение совершенства; в) утверждение (в 
этом сказывается чисто китайская специфика) особого "мандата" правителя в 
реализации доброй природы человека. 
   Правитель воплощает волю Неба, а потому он практически всесилен. Именно от 
него зависит, будет ли проявлено заложенное в натуре человека доброе начало. 
Натура человека сравнивается (Дун Чжуншу) с произрастанием риса. Созревший рис 
- плод успешного произрастания зерна. Но как не всякое рисовое зернышко 
созревает, так и не в каждом человеке проявляются заложенные в нем потенции, в 
частности доброе начало. В обоих случаях требуются действия, усилия. Небо 
вложило в человека потенциальное добро, но для того чтобы оно проявилось, 
следует действовать в соответствии с правилами должного воспитания, 
преподанного правителем. 
   Правитель - основа государства, а почтение к нему - фундамент должного 
порядка. Это почтение зиждется на распределении функций между Небом, Землей и 
Человеком. Небо дарует жизнь. Земля питает ее. Человек же управляет всем 
посредством правил и музыки, т. е. соответствующего ритуала. Правитель 
выступает олицетворением единства всех троих: "... принося жертвы, служит Небу; 
лично вспахивая землю в ритуале первовспашки, служит Земле; заботясь о людях, 
их воспитании, просвещении, правилах, служит Человеку. Служа всем троим, 
правитель является олицетворением отца и матери для своих подданных, и тогда не 
нужно ни насилия, ни наказаний: люди следуют за ним, как дети за родителями" 
(70). Нетрудно догадаться, что подобная интерпретация роли правителя 
представляла собой идеологическое обоснование китайского императорского режима. 

   С точки зрения западного человека, Китайская империя - разновидность 
восточной деспотии, пронизанной духом тоталитаризма. Гегель и продолжившие его 
линию интерпретации восточного духовного наследия историки философии (Дональд 
Монро, Р. Эдвардс, М. Элвин, С. К. Янг и др.) полагают, что китайское понимание