умозрение последующих эпох. 
   “Смутное время” и появление неодаосизма 
   Падение династии Хань (220) и период Троецарствия (220-280) рассматриваются 
традиционной историографией как эпоха смут и дезинтеграции общественной жизни, 
когда многие искали убежища в том, что принято называть “мистическими учениями”.
 В это время обостряется интерес к учению Лао-цзы и других мыслителей древности,
 что, в частности, нашло отражение в творчестве Ван Би (226-249), посвятившего 
основные усилия развитию концепции “небытия” как источника всего существующего. 
Отправным пунктом рассуждений Ван Би следует считать, по-видимому, замечание, 
содержащееся в сочинении Лао-цзы: “В мире все вещи рождаются в бытии, а бытие 
рождается в небытии”. Комментарий к этому фрагменту у Ван Би гласит: “Все вещи 
в Поднебесной живут, обладая бытием; начало бытия имеет корнем небытие; если 
хочешь сохранить в целости бытие, необходимо вернуться к небытию” (Лао-цзы чжу. 
¤ 40). Если помнить, что в китайской философской традиции под оппозицией бытия 
небытию понимается прежде всего противопоставление явленного мира (вещей) 
неявленному (образов или символов), то следует признать, что Ван Би, вслед за 
Лао-цзы и Чжуан-цзы, призывал к непосредственному созерцанию подлинной 
реальности (“добытийной”), лишь частично находящей выражение во внешних формах 
и частично же вербализуемой. В повседневной жизни человек имеет дело с 
явлениями, в терминах Ван Би – с “верхушками”, ему же следует уделять внимание 
сущностям, “корню”. Отсюда следует вывод, что овладение “корнем” явления дает 
власть над ним и это имеет практические последствия, например, в сфере 
исправления нравов: “... искоренение воровства зависит от уничтожения желания 
(воровать), а не от строгих наказаний” (Лао-цзы чжилюэ). В учении Ван Би 
“порядок вещей” относится, таким образом, к “добытийному” уровню, феноменальный 
мир оказывается сферой свободной игры человеческих страстей, а философу 
(“совершенномудрому”) отводится роль “одного для управлениям многими”. 
   Приблизительно в это же время в Китае начинает все в больших масштабах 
проявляться влияние нового, заимствованного учения, придавшего специфическую 
окраску китайскому умозрению этой и более поздних эпох – буддизма. История 
ранней буддийской проповеди в Китае документировна плохо. Обыкновенно считается,
 что первые адепты этого учения появились среди высших слоев китайского 
общества в период Восточной Хань (25-220 г.). Первоначально в буддизме видели, 
вероятно, вариант учения Лао-цзы (хотя в науке время от времени возрождаются 
попытки выведения даосизма из буддийских источников). При династиях Вэй и Цзинь 
(III-V вв.) буддизм рассматривали под углом зрения учения Ван Би и его 
сторонников. При Южных и Северных династиях (420-589) буддизм приобрел 
небывалую популярность и стал своеобразной модой в кругах общества, 
стремившихся к “просвещению”. 
   Буддизм в Китае и китаизация буддизма 
   В это же время появляются и первые критики буддизма, среди которых 
выделяется Фань Чжэнь (ок. 445-515). При его жизни, согласно историческим 
хроникам, буддизм пользовался покровительством знатных лиц, в том числе 
императора, а в окрестностях столицы имелось будто бы “более пятисот буддийских 
храмов, сиявших великолепием и красотой”. Судя по всему, наиболее 
привлекательным аспектом буддизма современникам Фань Чжэня представлялось 
учение о кармическом механизме, благодаря которому праведная жизнь 
вознаграждалась “хорошим” перерождением, и напротив, порок вел к понижению 
будущего социального статуса. Это казалось хорошим объяснением наличию богатых 
и знатных, с одной стороны, и бедных и ничтожных – с другой. Отрицая всякую 
закономерность (в буддийском смысле) повышения или понижения благосостояния 
индивида, Фань Чжэнь приписывал такого рода житейские перемены простой 
случайности, уподобляя судьбы людей сорванным ветром лепесткам цветов, одни из 
которых “заносит в окна богатых домов”, где они падают на роскошные циновки, а 
другие – влачит к “заборам и стенам”, где они сваливаются в навозную кучу. 
   Однако такое простое объяснение не вполне удовлетворило и самого автора, 
вследствие чего Фань Чжэнь, по-видимому, и написал знаменитый трактат “Об 
уничтожимости души” (“Шэнь ме лунь”), послуживший пособием в антибуддийской 
полемике многим поколениям ученых. Основной тезис Фань Чжэня в полемике с 
учением о переселении душ заключается в отрицании возможности для души (шэнь) 
существовать вне собственной формы-тела (син), которой душа пользуется лишь во 
время жизни индивида, исчезая вместе с деструкцией самого субъекта: “Потому что 
жизнь и уничтожение тел происходит по установленному для них порядку”. Как 
видим, и здесь имеет место апелляция к известному “порядку вещей”, хотя в 
трактате Фань Чжэня обнаруживаются и попытки логической аргументации, и 
социальные мотивы: в частности, осуждаются как противные “естеству” нравы 
монашествующих буддистов, подражая которым “в каждой семье забывают о родных и 
любимых, каждый отказывается от продолжения своего рода” и т.д. Фань Чжэнь же 
призывает к социальной ответственности индивида, что предполагает 
приверженность традиционным ценностям, таким, как служение императору, 
продолжение рода, забота о престарелых родителях, младших членах семьи и тому 
подобное, что якобы плохо согласуется с буддийским идеалом и аскетической 
практикой. 
   Несмотря на критику, иногда приобретавшую острые формы, буддизм 
распространялся в китайском обществе и достиг наивысшего расцвета в эпоху 
Суй-Тан (581-907). К этому времени существовала уже обширная переводная 
литература, образовались влиятельные течения, такие как Тяньтай и Хуаянь, а 
также Вэйши, уделявшие особое внимание проблемам чистого мышления. Следует 
отметить, что буддизм пришел в Китай как весьма высокоразвитая система 
умозрения, обладающая мощным категориальным аппаратом, существенно отличающимся