Высшего начала злой бог, у христиан - тварный падший ангел.

И пари Бога с Сатаной, и вступление их в юридический дискурс, и следующая 
отсюда власть зла в мире - все это определяется Павлом как проявление "закона", 
т.е. некого объективно установившегося порядка вещей, - или определенного Богом,
 или допускаемого им. По мысли апостола, в соответствии с этим же порядком Бог 
делает свой хорошо рассчитанный победный "ход" - Он совершает жертвоприношение 
Своего Сына. По иудейскому Закону повешенный на древе проклят (Втор., 21:23), 
но Христос, распятый на древе, проклят быть не может. Тем самым Христос 
отменяет Закон. По логике вещей силы зла должны были бы предотвратить смерть 
Бога. Эта идея находит свое подтверждение в Евангелиях - Сын Божий знает, что 
Его смерть на кресте входит в планы Бога-Отца, а потому Он и Иуду принимает как 
бессознательного вершителя закона. Очень выразительно об этом говорит Паскаль в 
своей "Мистерии Иисуса".

Мы уже отмечали, что в таком Божественном деянии проявляются как начала 
абсолютного нравственного порядка (самопожертвование Бога, чистый мотив 
милосердия к людям), так и элементы казуистики, следования состязательной 
логике. Бог обманывает Сатану, посылая в жестокий мир безгрешного Спасителя. 
Сатана руками книжников и римских солдат, синедриона и Пилата, осуществляющих 
закон этого мира, казнит его. Но тем самым он не только вершит неблагое в 
нравственном смысле дело, но и дело неправое - казнит невинного, т.е. совершает 
преступление, нарушает норму закона, "правила игры". Он превышает меру 
справедливого воздаяния (наказания по заслугам) и должен уплатить пеню. Эта 
пеня - выкуп за род человеческий, уплаченный Божественной жертвой, страданиями 
Христа, Его умилостивительной кровью. Сатана должен вернуть мир

471

Богу, потому что проиграл его. Именно потому Христос и зовется Искупителем, и 
это не только Его Божественный титул, но и характеристика Его роли в великой 
драме спасения человека. Он действительно "искупает", "выкупает" у дьявола род 
человеческий - в этом смысле замечателен призыв апостола к людям: "Вы куплены 
дорогою ценою, не делайтесь рабами человеков" (1 Кор., 7:23). Это обращение 
выражает ту "свободу христианина", о которой позже говорил Лютер, - внутреннее 
освобождение от мира и от любых мирских установлений, поскольку Христос выкупил 
человека у этого мира.

Конечно, на первый взгляд полным диссонансом с этим звучат многочисленные и 
безусловно искренние увещевания апостола к рабам и свободным сохранять их 
существующий статус в мире, не меняя ничего в нем, и особенно требования 
безусловного подчинения "властям предержащим" (Рим., 13:1-7). Такая 
"постникейская" по тону апологетика государственной власти смущает 
исследователей - ведь впереди были еще времена самых суровых гонений империи на 
церковь и сам апостол претерпел преследования и мученическую гибель от 
императорских властей.

Задавая свою практическую версию разрешения коллизии "Бога и кесаря", Павел на 
многие века вперед определил характер взаимоотношения религиозного человека и 
мирской власти, не говоря уже о том, что их антагонизм представлял только 
частный случай более фундаментального и драматического отношения христианина к 
миру вообще ("нас огорчают, а мы всегда радуемся; мы нищи, но многих обогащаем; 
мы ничего не имеем, но всем обладаем" (2 Кор., 6:10)). Возможно, 
эсхатологическое мышление, нечувствительное к ценностям эмпирической "внешней" 
жизни, действительно, хотело нейтрализовать их значимость не только на уровне 
убеждения, но и деятельно, хотя и парадоксально: подчиняясь им полностью и при 
этом абсолютно неизбирательно. В этом можно усмотреть вполне серьезный вариант 
иронической установки на снижение статусности угнетающего фактора, форму 
ненасильственного протеста слабого против сил мира (гротеск "итальянской 
забастовки"). Хотя необходимое для этого различение внутреннего 
(эсхатологического) и внешнего (исторического) планов человеческого бытия в 
"Посланиях", несомненно, присутствует, против такой интерпретации в какой-то 
мере говорит то обстоятельство, что апостол настраивает исполняющего не на 
формальное, а на совестливое послушание. Такого рода социальный конформизм 
знаком нам из практики скептической "исостении" или стоического "адиафорон" - 
позиций, внешне сходных с рекомендованной апостолом, но совершенно иначе 
мотивированных. Все они соответствуют друг другу в конституировании общего 
отчужденного от мира знаменателя мирских феноменов, основанного или на 
представлении об их неопределенности (скептики), или на их этической 
нейтральности (стоики), или на их историческом ничтожествовании (ап. Павел и 
вся эсхатологическая традиция христианства).

472

Многие христианские мыслители рассматривали этот акт великой мистерии именно 
под таким казуистическим углом зрения, ведь экзегеза библейского события 
требовала определенных рациональных оснований. И напрасно Е. Трубецкой в своей 
книге об Августине ("Религиозно-общественный идеал западного христианства в V в.
 н.э.") выделяет этот юридизм в качестве исключительной черты именно западного 
христианства в противоположность восточному. Идею "выкупа" ("искупления") "за