|
и не берет на себя роль главной опоры для матери, передавая весь груз
ответственности ей, либо вытесняет свою супругу из того круга забот, в которые
она погружена.
Нам, отцам, очень трудно, не так ли? От нас ожидают выполнения материнских
функций, тогда как мы хотели бы исполнять отцовские. Нам труднее смириться со
всем этим: наш стиль воспитания – изменение, а не принятие реальности. Поэтому
совсем не всегда у членов семьи процессы принятия или привыкания протекают
одинаково. Каждый член семьи может находиться в одно и то же время на своем,
отличном от партнера, этапе этих процессов.
Как изменить такую ситуацию? Мы вроде бы знаем рекомендуемый нам в таких
случаях ответ – обсуждать все проблемы.
Давайте будем честными: это труднее, чем может показаться. Неужели вы
думаете, что я сознательно могу переложить тяжесть моих чувств и страхов на
плечи моей супруги в то время, когда она и так находится в состоянии огромного
перенапряжения? Это было бы несправедливо. Я должен скрывать свои чувства,
похоронить их, потому что если они вдруг прорвутся, они вызовут панику и
опустошение. Я должен быть скорее сильным, чем честным.
Даже с понимающими и участливыми специалистами я не могу быть до конца
честным. Как это отразится на их мнении о моем ребенке? Каким образом они
интерпретируют то, о чем я их спрашиваю? Что они подумают обо мне?
И что же мне делать со всеми этими чувствами внутри меня, и что эти чувства
делают со мной? Безмерное облегчение наступает, когда матери встречаются с
другими матерями, братья и сестры – с другими братьями и сестрами и могут
поделиться частью своей ноши с теми, кто понимает и разделяет те же страхи и
чувства. Наступает облегчение после того, как вы поделитесь своими ужасными
мыслями с кем-то, кто и не подумает, что вы не любите своего ребенка, потому
что сам испытал такое же. Конечно, это один из наиболее прекрасных моментов
встреч родителей.
А что же отцы, мужчины? Почему они не делают этого? В западной культуре это
не принято. Женщины находят облегчение в разговоре, мужчины – в спортивных
соревнованиях, или… в выпивке. Возможно, это тема для отдельного разговора. У
меня готового ответа нет.
Но наш ребенок все же развивается, и мы часто бываем вынуждены преодолевать
все новые и новые трудности. Изменяются потребности и возможности нашего
ребенка, на которые мы должны адекватно отвечать.
Теперь основная часть процесса воспитания должна включать передачу
полномочий главного воспитателя другим людям – специалистам, иначе мы будем
находиться в постоянной битве со все понижающимся уровнем уверенности в себе и
своих силах.
После первого замешательства и паники мы вступаем в дошкольный возраст как
желанные и компетентные родители. К нашему мнению и опыту прислушиваются с
интересом. В школьном возрасте приходится пройти через травму подчинения
знаниям и рекомендациям учителей, но в тайне мы чувствуем облегчение от
осознания того, что теперь не только мы целиком ответственны за координацию и
организацию всего, что связано с нашим ребенком.
Как только ребенок становится взрослым, мы вновь попадаем под удар тревог
по поводу сексуальных проблем, возросших ожиданий и неопределенности будущего.
Брошенные в вакуум после окончания школы, мы вновь оказываемся перед лицом
полной собственной ответственности за решение всех вопросов, и на них ни у кого
нет ответов. А мы уже так устали, так устали… Мы напуганы, сможем ли мы вновь
вступить в эту битву, напуганы тем, как можно все передать в руки других.
Напуганы тем, сможем ли мы снова целиком взять на себя всю заботу о нашем
ребенке.
Здесь я бы хотел остановиться на двух чрезвычайно важных факторах,
воздействующих на родителей. Первый – это продолжительное влияние стресса,
второй – физические размеры ребенка.
Все хорошо в меру. Это же можно сказать и о стрессе. Он стимулирует: он
заставляет нас соответствовать требованиям окружающей жизни, реагировать на нее
и быть творческими людьми. Но если стресс очень сильный или очень долго длится,
он становится опасным. Мне рассказывали, что человек может жить в постоянной
стрессовой ситуации в течение двенадцати лет без особого риска для здоровья, но
после этого начинают проявляться дегенеративные физические процессы. Мы все
знаем людей, которые заслужили наше уважение за удивительную выносливость в
условиях чрезвычайного и продолжительного стресса. Но однажды, ко всеобщему
ужасу, их организм приходит в такое разрушение, которое даже трудно описать.
Всему есть предел. Но тем не менее считается, что если мы долго идем, мы сможем
идти всегда. Как часто абсолютная усталость диагностировалась как депрессия?
Как часто потеря перспектив в жизни игнорировалась, вместо того чтобы принять
во внимание насущную необходимость выжить?
Эффект размеров ребенка еще более отсроченный. Я видел таких всезнающих мам,
которые с течением времени, стыдясь, были вынуждены постоянно извиняться,
потому что воспитанный ими с любовью ребенок теперь вырос и стал совершенно
невыносимым взрослым. Он изменился только в размерах. Методы, которые подходили
для воспитания маленького ребенка, возможно, должны были измениться к нему же,
но выросшему. Сила воли, которая раньше могла при необходимости произвести
впечатление, больше не оказывает такого воздействия. Человек, который был под
контролем, теперь вышел из-под него. Он стал даже опасен. И это невыносимо.
Стыдно? Нет, это нормально.
С молодым слепоглухим человеком все значительно сложнее. Нам нужна помощь.
Просто сказать: “А, бедные родители: не могут справиться” – это все равно, что
|
|