Мать. Бернд — мой брат. Он сказал: “Что толку в том, что мы тут сидим и 
проливаем слезы. Нужно подождать”. Подождать... Эти суббота и воскресенье — 
хуже не бывает.
ВЗАИМОПОМОЩЬ
 Мать. То, что Кристина слепа, не укладывалось у меня в голове. Просто не 
укладывалось — и все. Я только и делала, что повторяла: “Ну, почему, почему 
Кристина?” — И плакала. Вначале, когда работал телевизор, а Кристина спала в 
своей кроватке наверху, я думала: “Боже мой, она ничего этого не видит”. Или 
когда шла реклама, эта ненавистная реклама. Я ненавидела рекламу. Это сплошная 
лучезарность, все только в позитиве. Я все время думала: “Надо выключить этот 
проклятый телевизор”.
 Отец. Постепенно берешь себя в руки. Мы поддерживали друг друга и все время 
размышляли.
 Мать. Чувство общности — это было самое важное. Наши отношения только окрепли.
 Отец. Когда женишься, то перед глазами — всегда какая-нибудь цель. Но желание 
что-то сделать для Кристины соединило нас еще больше.
 Интервьюер. У некоторых супружеских пар каждый старается разобраться в 
случившемся в одиночку.
 Отец. Мы говорили об этом помногу, иногда часами. Говорили не переставая. И 
если кто-то где-то видел проблему, то другой старался предложить какое-нибудь 
решение.
 16
 Я считаю, что это получалось у нас отлично. Было ощущение, что идешь по краю 
скалы: либо сорвешься вниз, либо останешься наверху. Мне даже пришла мысль 
оставить работу, так все казалось мелко. Но я вскоре понял, что это ничего не 
даст.
КАК РАССКАЗАТЬ ОБ ЭТОМ НАШЕЙ СТАРШЕЙ ДОЧЕРИ?
 Мать. Первые два месяца Сабрина вообще ничего не знала.
 Отец. В присутствии Сабрины мы вообще об этом не говорили. Мы ясно дали понять 
это и всем остальным.
 Мать. Одна наша соседка в конце концов сказала: “Ребята, вы должны рассказать 
об этом Сабрине, иначе она услышит это от других детей на улице”. О Кристине 
ведь говорили в поселке.
 Но как же сказать ей об этом? Я не могла. Я не могла ей этого сказать. В 
середине декабря, во второй приезд в Мюнстер, мой муж через три дня вернулся 
домой. Сабрине тоже ведь нужен отец. И тогда он сказал ей об этом. Первое, что 
он услышал в ответ: “Как? Тогда я не смогу играть с Кристиной. Я никогда не 
смогу ездить с ней на велосипеде, никогда не смогу играть с ней во дворе!”
 Отец. “Конечно, ты сможешь кататься с ней на велосипеде, есть же тандемы”. Эта 
идея пришла мне тогда в голову. Разговор продлился, может быть, минут десять.
 Мать. Сабрине было только четыре с половиной года.
 Отец. На этом тема была для нее пока исчерпана.
СОСЕДИ, РОДСТВЕННИКИ И ДРУЗЬЯ
 Интервьюер. Как реагировало ваше окружение? Вы рассказывали об этом всем 
людям?
 Отец. Об этом говорил весь поселок. Поселок-то маленький. И это нормально.
 Мать. Когда после второй операции в Мюнстере меня должны были отпустить домой, 
я не хотела возвращаться. Меня сверлила мысль: “Что скажут люди?” Но мне 
хотелось, чтобы люди заговаривали со мной на эту тему. Кристина была членом 
нашей семьи, и они должны были относиться к ней нормально, и ко мне, или к нам 
тоже. К другим детям — “нормальным” детям они ведь тоже заглядывают в коляску и 
умиляются: “Какой миленький, какой хорошенький!” Мне хотелось, чтобы и с 
Кристиной было так же. Потом мы вернулись домой. Сначала не было ничего. Полная 
тишина. Никто не приходил, никто с нами не заговаривал. В первые дни я даже в 
магазин не ходила — тут рядом с нами магазинчик. Я говорила себе: “Ты никогда 
не пойдешь туда”. Мне как-то боязно было туда ходить. А если мы шли по городу с 
Кристиной в коляске, то я все говорила своему мужу: «Почему это люди так на 
меня смотрят?»
 17
 А он: «Чего это ты? Они вовсе на тебя не смотрят!» Мне казалось, у меня на лбу 
написано, что мой ребенок слеп. Так продолжалось примерно неделю, пока я не 
собралась с духом и не сказала себе: “Так, теперь ты пойдешь за покупками. С 
этим надо жить”. В магазине всегда есть знакомые, и они спрашивают: “Ну, как 
ваши дела?” — “Дела, — говорю, — неважно”. Слово за слово — и люди спрашивают, 
не зайти ли им к нам. “Конечно, заходите”, — отвечаю. Постепенно выяснилось, 
почему люди вначале так реагировали. “Мы не хотели вас избегать, но мы не знали,
 следует ли нам подходить к вам”. Мы отвечали, что остались такими же, как и 
были, и хотели бы, чтобы с нами разговаривали и заходили к нам, как это было 
всегда, прежде чем появилась Кристина. У нас всегда кто-то был.
 Отец. Сначала люди боялись контактов. Но постепенно все нормализовалось.
 Мать. И произошло это довольно быстро.
 Отец. Я рассказывал об этом каждому, чтобы снять камень с души. Я просто 
подходил к людям, даже к коллегам, с которыми у меня обычно не было отношений, 
и рассказывал им, чтобы снять стресс. Иначе я бы не справился с этим сам.
 Я просто не мог не говорить, надо было выговориться, облегчить душу. Многие из 
моих коллег, которые раньше часто бывали у меня, вначале говорили: “Боже мой! 
Зачем ты говоришь с ними об этом?” Но потом все улеглось и отношения наладились.

 Интервьюер. Как реагировали люди?
 Отец. Ошеломленно. Многие были просто сражены. Сегодня я говорю: “У меня