слепая дочь, но...”
 Мать. Правильно, тут важно это “но”.
 Отец. Но она молодец и делает то-то и то-то.
 Отец. Раньше говорить об этом было не так просто, потому что мы сами, пока не 
знали, как оно все будет.
 Интервьюер. Люди не отстранялись?
 Мать. Не отстранялись, но пугались.
 Интервьюер. А какова была реакция семьи, родственников, друзей?
 Мать. После известия, полученного в пятницу вечером, мы всей семьей сидели 
вместе и лили слезы. Во время моего второго десятидневного пребывания в 
Мюнстере все приехали ко мне. Мои родители приезжали, моя свекровь. Большой 
помощи от них я не получила. Я хотела всех их сразу прогнать. Мне хотелось быть 
одной с Кристиной. “Ах, деточка, мы уж как-нибудь это переживем, мы с тобой. Мы 
будем поддерживать вас в любом отношении”. Как ненавистны были мне эти слова! У 
меня не выходила из головы мысль: “Оставьте же меня, наконец, в покое”. Но я 
этого не сказала и виду не подала.
 Интервьюер. То, как люди реагировали, было для вас облегчением или скорее 
обузой?
 Мать. Потом мы поняли: семья нам помогала.
 Отец. Очень даже.
 Мать. С твоей матерью и с моими родителями иногда было не просто. Когда они 
приезжали, начинались хныканья. Оно где-то и понятно — отношения между матерью 
и дочерью всегда более тесные.
 18
 А если приезжала моя мать и мне хотелось выплакаться, то мы сидели тут и 
ревели. От этого мне становилось как-то легче. Наша мама — очень чувствительный 
человек, она любит поплакать вместе. Наши друзья, братья и сестры — все они нас 
очень поддерживали. По-настоящему поддерживали. Они в буквальном смысле 
засучили рукава и сказали: “Мы будем делать это вместе с вами”.
 Отец. Наибольшую помощь оказали нам Йохен и Регина. Они были с самого начала с 
нами и многое поняли. У них не было боязни контакта с нами в отличие от многих 
наших коллег. Они знали, что могут говорить с нами совершенно нормально. Йохен 
тогда еще учился в Мюнстере и во время нашего первого визита в Мюнстер был в 
клинике, хотя ему нужно было в университет.
 Мать. Он потом возил нас в Мюнстер, так как мы были не в состоянии вести 
машину. Йохен и Регина с самого начала приняли Кристину такой, какая она есть.
 Отец: Мы могли бы уехать на неделю и оставить Кристину с ними. Мы знаем, что с 
ней ничего не случилось бы, так как они знают ее, знают, как она реагирует в 
определенных ситуациях и что в таких случаях нужно делать. С ними у нас 
действительно хорошие отношения.
 Мать. То же самое мой шурин. Он приходит и точно знает, как подойти к Кристине.
 Он действует очень уверенно. Он относится к Кристине не как к больному ребенку,
 и все-таки он делает это как-то по-другому. Он принимает Кристину такой, какая 
она есть.
ПОИСКИ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ПОМОЩИ
 Отец. Потом возник вопрос, как нам помочь Кристине. Не сразу после Мюнстера, 
но через несколько недель или месяцев нам пришла мысль, что нужно что-то делать.
 Содействие развитию или что-нибудь в этом роде. Мы расспросили нашего 
домашнего врача, а потом и окулиста. Но они не могли нам дать справку. Я начал 
копаться в телефонных справочниках и однажды — во мне было какое-то внутреннее 
беспокойство — я позвонил во все общества слепых в нашем районе. Чаще всего 
меня соединяли с председателем или его заместителем. “Сколько же лет вашему 
ребенку?” — “Три месяца”. — “Тут мы ничего не можем сделать. У нас только 
взрослые слепые”. — “А к кому я могу обратиться?” — “Я не могу вам сказать, но 
попытайтесь там-то и там-то”. Наконец я очутился в Вестфальском обществе слепых 
в Дортмунде. И это общество дало мне телефон школы слепых в Зёсте. Я связался 
по телефону с директором школы и рассказал ему о нашей дочери. “Я хотел бы 
получить содействие в раннем развитии нашей дочери”.
 Мать. Помощь — мы тогда еще понятия не имели о содействии в раннем развитии.
 Отец. Ну, хорошо — помощь, что-нибудь, что ей помогло бы. Директор школы 
рассказал нам о содействии раннему развитию при школе и обещал, что к нам 
придут. Я обрадовался, что такая служба существует, и успокоился.
 19
 К нам пришел господин Хоффманн (вымышленное имя), он был у нас два-три раза, 
но нам показалось этого недостаточно. Он приходил только через месяц-полтора.
 Мать. Через полтора.
 Отец. Потом мы услышали о детском саде лечебной педагогики в Марле. Я 
переговорил с заведующей, и через два дня она приехала к нам с Ангеликой 
(воспитательница детского сада). Они хотели приезжать каждую неделю, и это было 
нам кстати. Я попросил их не менять постоянно воспитательниц. Они сказали, что 
у них нет опыта работы со слепыми детьми, но они с удовольствием будут 
заниматься с Кристиной. Поначалу мы смотрели на них критически, но они хорошо 
справлялись со своим делом. Я был очень доволен. А потом пришло письмо из школы 
слепых с сообщением об исследовательском проекте. Я пришел в замешательство и 
не знал, что мне делать. Позвонил директору школы и спросил его, что бы это 
значило. Директор ответил, что тоже ничего не может сказать по этому поводу, он 
просто переправил мне письмо. Я подумал: “Выбросить письмо ты всегда успеешь, 
позвони-ка лучше сначала”. Так состоялся мой телефонный разговор с г-ном 
Брамбрингом.
 Интервьюер. У вас не было опасений, что с Кристиной обойдутся как с подопытным