Многие из смертей, описанных в сагах, могут быть определены как преднамеренное 
убийство. И здесь снова на ум приходят параллели между Скандинавией тех дней и 
американским Диким Западом. Ведь все эти рыцарские обычаи, вроде: «Доставай 
свой револьвер, мерзкий вор, и мы посмотрим, кто из нас прав!» — являются 
сплошной выдумкой Голливуда. Если отпетые убийцы времен Дикого Запада 
(возведенные в ранг идолов американскими подростками) намеревались убить 
человека, то они убивали его без всяких выкрутасов вроде вызовов. А если их 
жертва еще и проявляла беспечность, держа руки в карманах и стоя к ним спиной, 
то тем лучше.
Во времена викингов подобные убийства — многие оправданные обстоятельствами — 
обычно вызывали цепную реакцию кровной мести, по сравнению с которой родовая 
вражда горцев из Кентукки выглядит просто милым воскресным чаепитием добрых 
соседей. Подобная родовая вражда была обычным делом в большинстве варварских и 
полуцивилизованных племен, и, чтобы избежать ужасных убийств — и потенциальной 
опасности для всего племени в результате уменьшения его численности, — в 
большинстве таких обществ существовала система выплат «кровных денег», 
возведенная в ранг закона и тщательно проработанная в зависимости от статуса 
убитого или раненого и степени причиненного ему ущерба.
В среде норманнов законы эти, регулирующие уплату штрафа, были одними из самых 
подробно прописанных. Ранение или убийство сразу же становилось делом всего 
рода; и уплата штрафа или же продолжение вражды зависели только от решения его 
членов.
Последствия убийства поставленного в Исландии вне закона Греттира Сильного 
Торнбъёрном Англом являются примером того, сколь далеко могли зайти 
родственники в желании смыть оскорбление кровью. Брат Греттира, Торстейн, 
живший в Норвегии, был тихим и скромным человеком, обладавшим изрядной 
собственностью. Торнбъёрн отправился было в Норвегию, но, опасаясь мести, 
добрался до Миклегарда (Константинополя), где и нанялся на службу к императору 
Византии. Прослышав об этом, Торстейн раздал все свое имущество родственникам и 
последовал за убийцей. Он также нанялся в варяжскую гвардию — знаменитый отряд 
выходцев из Скандинавии и Северной Англии, составлявший личную охрану 
восточного императора, и при первой же возможности убил Торнбъёрна мечом 
Греттира, которым убийца совсем еще недавно похвалялся.

После этого Стурла Законник должен был признать, что единственной причиной, по 
которой три тинга
[3]
запомнили Греттира лучше, чем всех других поставленных ими вне закона, явилось 
то, что он был отомщен в Миклегарде — «чего еще никогда не случалось ни с одним 
исландцем».

Достаточно распространенной была ситуация, когда одна из сторон, вынесших свой 
спор на решение тинга, оставалась недовольна результатами арбитража и 
организовывала заговор, начиная этим новую кровавую цепь убийств. Несмотря на 
то что норвежцы в избытке располагали законами на все случаи жизни, у них 
отсутствовал механизм приведения их в исполнение. Знаменитые тинги, хотя и 
представляли собой значительный шаг вперед по пути к самоуправлению народа, 
отнюдь не были идеальны в своей практике, так что порой справедливость 
олицетворял тот, кто являлся на это сборище, ведя за собой наибольшее число 
вооруженных сторонников. Поэтому каждый человек привыкал к тому, что он в любую 
минуту должен быть готов постоять за себя с оружием в руках. И даже самые 
миролюбивые из скандинавов, доведенные до отчаяния жадными соседями или 
чересчур властным царем, были вынуждены порой снимать оружие со стены своего 
дома. Это упорное стремление к независимости, соединенное с почти всеобщим 
владением оружием, и делало скандинавов такими опасными соперниками на поле 
брани.
Тяга норвежцев к оружию и воинственным потехам находилась в полном соответствии 
с их религиозными верованиями. Как и можно предполагать, это была воинственная 
вера, не чуждающаяся вероломства и кровопролития, и в ней царили боги-воины и 
облаченные в шлемы и доспехи девы. Самой завидной долей для воина считалось 
пасть на поле брани, над которым реяли девы-валькирии, выбирающие самых 
достойных из павших. Этих дев-воительниц в полном воинском снаряжении великий 
Один посылал на каждое сражение с тем, чтобы они выбрали среди павших тех, кто 
был достоин вечно пребывать в Валгалле. Здесь, в жилище Одина, в чертогах для 
избранных героев («val» значит «избранный») могучие воины проводили время в 
пирах и богатырских забавах, а прекраснейшие валькирии прислуживали им. Вплоть 
до вечера богатыри сражались друг с другом, но с наступлением темноты раны их 
исцелялись, и победители вместе с павшими садились за пиршественные столы. Во 
время Рагнарока — последнего сражения, когда сами боги будут сражаться против 
сил зла, когда с цепи будет спущен ужасный волк Фенрир, когда весь мир 
погрузится в хаос крови и огня, — эти герои с обнаженным оружием тоже ринутся в 
бой под знаменем Одина.


Пятьсот сорок
дверей,
Мне помнится, есть в Валгалле:
Восемьсот героев разом выходят через них,
Когда они идут на бой с волком.