подданных в точности соответствуют тем, о которых говорит Яго у Шекспира: «Один 
усердный и угодливый холоп, который, обожая раболепство, прокорма ради, как 
осел хозяйский, износит жизнь»; и другой, «надев личину долга, в сердце печется 
о себе и, с виду угождая господину, на нем жиреет». Когда вассал расходился во 
мнениях с господином, он должен был постараться всеми способами отговорить того 
от ошибки, как отговаривал Кент короля Лира. Если же это не удавалось, то 
господин волен был поступать с ним как ему угодно. В подобных случаях довольно 
часто самурай прибегал к последнему средству, чтобы воззвать к уму и совести 
сюзерена, и проливал собственную кровь, дабы засвидетельствовать свою 
искренность.

Поскольку на жизнь смотрели как на средство для служения господину, а ее 
идеалом была честь, все воспитание и обучение строилось в соответствии с этими 
понятиями.



Глава 10
Воспитание и обучение самурая


В воспитании рыцаря-самурая главной целью было выковать характер, причем 
отодвигались на второй план более утонченные способности, такие как 
рассудительность, ум и искусство спора. Мы уже видели, какую важную роль играли 
в воспитании воина эстетические совершенства. Незаменимые для культурного 
человека, они были скорее дополнением к самурайской подготовке, чем ее сутью. 
Конечно, умственное превосходство высоко ценилось; однако слово
ти,
обозначавшее интеллектуальность, прежде всего подразумевало практическую 
мудрость, а накоплению знаний отводилось подчиненное место. Треножник, на 
который опиралось бусидо, состоял из
ти, дзин, ю –
соответственно мудрости, человеколюбия и храбрости. В первую очередь самурай 
был человеком действия. Накопление знаний не входило в круг его занятий. Он 
пользовался ими в той мере, в какой они касались его военной профессии. Религию 
и теологию он оставлял священникам; он занимался ими настолько, насколько они 
помогали воспитать храбрость. Как и английский поэт, самурай считал, что «не 
вера спасает человека, а человек оправдывает веру». Философия и литература 
составляли основную часть его умственного развития, но их изучение не было 
самостоятельной целью: литература главным образом служила времяпрепровождением, 
а философия оказывала практическую помощь в выработке характера, если только не 
применялась для толкования какого-либо военного или политического вопроса.

После вышесказанного неудивительно, что изучаемые дисциплины согласно 
педагогическим принципам бусидо были таковы: владение мечом, стрельба из лука, 
джиу-джитсу или явара, верховая езда, владение копьем, тактика, каллиграфия, 
этика, литература и история. Из перечисленных предметов джиу-джитсу и 
каллиграфия, возможно, требуют некоторых объяснений. Вероятно, потому и 
придавалось столь большое значение умению красиво писать, что японские 
иероглифы, похожие на рисунки, обладают художественной ценностью, а также 
потому, что почерк считался проявлением характера человека. Джиу-джитсу можно 
кратко определить как умение применять знание анатомии для нападения или 
обороны. Оно отличается от обычной борьбы тем, что не связано с физической 
силой. От других видов противоборств оно отличается тем, что не предполагает 
использование оружия. Мастерство джиу-джитсу состоит в захватах и ударах по 
телу противника, вызывающих онемение и тем самым лишающих противника 
способности к сопротивлению. Его цель не убить, но временно обездвижить 
противника.
Однако отсутствие одного предмета, вполне ожидаемого в комплексе военного 
образования, вызывает вопросы. Это математика. Его отсутствие легко объясняется 
отчасти тем, что для ведения войны в эпоху феодализма не требовалась 
математической точности. Тем не менее дело не только в этом: вся подготовка 
самурая не благоприятствовала развитию знаний числа.

Рыцарство не экономно: оно гордится бедностью. Вместе с Вентидием
[40]
оно говорит, что «порою честолюбию солдата полезней пораженье, чем победа, 
которой он начальника затмил». Дон Кихот больше гордился ржавым копьем и тощей 
лошадью, чем золотом и землями, и самурай искренне солидарен со своим 
экзальтированным собратом из Ла-Манчи. Он презирает деньги сами по себе, как и 
умение их зарабатывать или копить. Для него это было поистине грязной наживой. 
«Мирные граждане любят деньги, а солдаты боятся смерти» – эта известная 
поговорка говорит об упадке нравов. Того, кто скупился на золото или жизнь, 
осуждали; того, кто растрачивал их без оглядки, превозносили. «Люди должны 
жалеть денег меньше всего остального, – гласило тогдашнее правило, – ведь 
именно богатство препятствует мудрости». Поэтому детей воспитывали в полном 
пренебрежении экономией. Считалось дурным тоном говорить о деньгах, а незнание 
достоинства разных монет было признаком хорошего воспитания. Чтобы собрать 
войско, а также раздавать милости и поместья, требовалось уметь считать; но 
пересчитывать деньги предоставляли людям низкого рождения. Во многих феодальных