для этого, но не потому, что его отечество, да и вообще какой-либо отдельный 
народ или страна, обладает монополией на Treue
[35]
, предмет его гордости, а потому, что этот излюбленный плод рыцарского 
благородства дольше всего остается свойственным тому народу, где феодализм 
дольше всего не сдает своих позиций. В Америке, где «всякий так же хорош, как и 
любой другой», и «даже лучше», как бы прибавил ирландец, столь возвышенные идеи 
верности, какую мы питаем к своему сюзерену, могут считаться «прекрасными в 
известных пределах», но нелепыми в том виде, в каком их проповедуем мы. Как 
много лет назад жаловался Монтескье, то, что считалось правым по одну сторону 
Пиренеев, было ложным по другую, и недавно «дело Дрейфуса» доказало его правоту,
 с тем уточнением, что Пиренеи – не единственная граница, за которой 
французское правосудие не находит одобрения. Так же и верность в нашем 
понимании найдет мало почитателей в других местах, но не потому, что наше 
представление неверно, а потому, что верность, боюсь я, вообще забыта, а кроме 
того, потому, что у нас она доходит до предела, не виданного ни в одной другой 
стране. Гриффис
[36]
был совершенно прав, утверждая, что если в Китае конфуцианская этика сделала 
первой обязанностью человека послушание родителям, то в Японии приоритет был 
отдан верности. Рискуя шокировать некоторых моих добрых читателей, я все же 
осмелюсь рассказать об одном человеке, «который был в силах последовать за 
поверженным господином», в силу чего, как уверяет Шекспир, «заслужил место в 
истории».

Рассказ этот об одном из великих героев нашей истории. Митидзанэ, став жертвой 
зависти и клеветы, был изгнан из столицы. Не довольствуясь этим, его 
безжалостные враги решились изничтожить весь его род. Искавшие его сына – еще 
ребенка – установили, что того прячут в деревенской школе, которую держит 
Гэндзо, бывший вассал Митидзанэ. Когда учителю отдали приказ доставить голову 
малолетнего «преступника» в назначенный день, первой его мыслью было подыскать 
ему на замену похожего мальчика. Он рассматривает список учеников, вглядывается 
во всех мальчиков, входящих в классную комнату, но никто из крестьянских детей 
нисколько не похож на его воспитанника. Однако его отчаяние было недолгим: 
объявляют о приходе нового ученика – миловидного мальчика одного возраста с 
сыном его господина, его провожает мать благородной наружности.
И мать и мальчик не меньше его сознавали сходство между молодым господином и 
юным вассалом. В уединении своего дома они решили пожертвовать собой; один 
положил на алтарь свою жизнь, другая свое сердце, но оба ничем не выдали себя 
миру. Не зная, что произошло между ними, учитель обращается к ним со своей 
печальной просьбой.
Вот, жертва найдена! Конец истории краток. В назначенный день прибывает 
чиновник, которому поручено опознать и получить голову юноши. Обманет ли его 
чужая голова? Рука несчастного Гэндзо лежит на рукояти меча, готовая ударить 
либо чиновника, либо самого себя, если во время осмотра его обман раскроется. 
Чиновник берет ужасный предмет, спокойно рассматривает все черты и медленным, 
деловым тоном произносит, что голова подлинная. И в то же время в пустом доме 
вестей ожидает мать, та, которую мы видели в школе. Чего же ждет она? Не его 
возвращения, когда нетерпеливо выглядывает в окно посмотреть, не открылась ли 
калитка. Ее свекор долгое время пользовался щедротами Митидзанэ, после изгнания 
которого ее муж силою обстоятельств оказался на службе у врага благодетеля ее 
семейства. Муж не мог ослушаться своего жестокого хозяина; но их сын мог 
послужить делу бывшего господина своего деда. Именно ее мужу, как знавшему 
семью изгнанника, поручили опознать голову мальчика. И вот эта тяжелая миссия – 
главная миссия всей жизни – выполнена, он возвращается домой и, переступая 
порог, приветствует жену словами: «Возрадуйся, жена, наш сын сумел послужить 
своему господину!»
«Какая жестокая история!» – слышу я восклицания моих читателей. Родители 
сознательно жертвуют своим невинным ребенком, чтобы спасти чужого! Но их 
ребенок сам осознанно и добровольно пошел на эту жертву; и эта история о 
замещении в смерти не менее значительна и не более отвратительна, чем история 
Авраама, решившегося принести в жертву собственного сына Исаака. В обоих 
случаях это ответ на требование долга, полное подчинение велению высшего начала,
 отданному видимым или невидимым ангелом, услышанному слухом или сердцем, – но 
лучше я воздержусь от проповеди.

Западный индивидуализм, признающий отдельные интересы отца и сына, жены и мужа, 
всегда очень четко определяет их обязанности друг перед другом; но бусидо 
утверждает, что интересы семьи и отдельных ее членов являются одним 
нераздельным целым. Эти интересы объединяет привязанность – естественная, 
инстинктивная, непреодолимая; поэтому, если мы отдаем жизнь ради того, кого 
любим природной любовью, которую чувствуют даже звери, что это? «Ибо, если вы 
будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?»
[37]

В своей великой исторической хронике Саньё трогательно повествует о душевной 
борьбе Сигэмори, отец которого стал бунтовщиком. «Если я буду верен, мой отец 
должен погибнуть; если я подчинюсь отцу, то нарушу свой долг перед господином». 
Несчастный Сигэмори! Затем мы видим, как он всем сердцем молится о том, чтобы 
милостивое Небо даровало ему смерть, дабы он освободился из этого мира, где