даваемое женщиной. «Вы говорите, – отвечает мать, – что высокородные дамы и 
девицы стоят больше, если они любят любовью, и если держатся весело, и если 
хороши их манеры и осанка, и если творят они милость доброму рыцарю или 
оруженосцу. Эти слова вдохновляют сеньора и его спутника. Ибо те, кто совершают 
подвиги и завоевывают честь, делают это ради своих возлюбленных; и часто 
вооружаются и идут на войну ради них, и много другого совершают ради них; 
потому дамам ничего не стоит сказать доброе слово, чтобы сделать рыцарям 
приятное».
Это начало атаки на деградирующее рыцарство, которая продолжится во Франции, 
усиливаясь, на протяжении всего XV века. В книге «Четыре дамы» Алена Шартье, 
написанной после нашего поражения при Азенкуре (1415), те плачут, что одна 
потеряла в сражении друга, которого бросили его друзья, другая плачет по 
взятому в плен мужу, третья – о своем погибшем, а четвертая уверена, что ее 
друг бежал, поэтому она самая несчастная. Та же тема затрагивается в 
маловоинственном диалоге «Спор двух рыцарей об удовольствиях и страданиях, 
которые может принести любовь» и в «Обвинительном квадрилоге», где обличаются 
«многие рыцари и дворяне, что кричат о воинской славе, но гоняются за деньгами».

Самую ожесточенную атаку на рыцарство мы найдем в романе (со времен Кретьена де 
Труа прошло два столетия) «Маленький Жан де Сентре», написанном автором, 
обладавшим большим талантом, – Антуаном де ла Салем. Довольно странно, что 
посвящен он герцогу Жану Калабрийскому, сыну короля Рене, герцога Анжуйского, 
чьим духовником был де ла Саль.
По первым главам «Истории и забавной хроники маленького Жана де Сентре и юной 
дамы де Бель Кузин», написанным незадолго до 1456 года в Шатлесюр-Уаз, но 
посвящение которых датируется 25 сентября 1459 года в Жемаппе (Брабант), можно 
предположить, что мы имеем дело с произведением, аналогичным «Залу» (около 
1451) или «Шлему» и посвященным воспитанию юных дворян. Дама де Бель Кузин, чье 
имя нам так и не сообщают, отличила при дворе королевы Бонны 
Люксембург-Богемской, супруги короля Жана, сына Филиппа Валуа, юного пажа из 
хорошей семьи – Жана, сына сеньора де Сентре в Турени. Дама молода, но уже 
вдова, но не собирается вновь выходить замуж. Она спрашивает пажа, выбрал ли он 
себе уже «даму сердца», как полагается рыцарю, чтобы служить ей, и, разумеется, 
добивается, чтобы он выбрал ее. Она дарит ему красивую одежду и оружие, 
необходимые пажу, ставшему оруженосцем.
Старый пакт, заключенный еще в эпоху куртуазного романа XII века между любовью 
и доблестью, продолжает действовать (а разве он когда-нибудь прекратил 
действие?), и дама де Бель Кузин без колебаний отправляет молодого 
возлюбленного на самые опасные турниры и в самые рискованные военные 
предприятия, вроде похода на пруссов, чтобы он заслужил ее благоволение.
Он покрывает себя славой, а по возвращении не находит свою даму при дворе. Он 
обнаруживает ее в аббатстве, коммендатарием которого она является. Дама 
встречает его очень холодно. Это поведение королевы Гениверы в отношении 
Ланселота, однако причина тому совсем иная. Она подпала под сексуальное обаяние 
аббата. Дискуссия между Жаном де Сентре и дамой де Бель Кузин являет едкую 
сатиру на рыцарский дух и куртуазные манеры: «Многие рыцари и оруженосцы при 
дворе короля и королевы называют себя верными возлюбленными дам и, чтобы 
получить ваши милости, плачут перед ними, вздыхают и стонут, и так растрогают 
вас, бедных дам, имеющих доброе нежное сердце, что вы, сжалившись, уступаете их 
желаниям, а они ходят от одной дамы к другой, беря у каждой залог: подвязку, 
браслет или еще какую безделушку, а потом они говорят каждой из вас: «О, моя 
дама, я всегда ношу залог вашей любви».
Дальше – больше; обличив любовное непостоянство рыцарей, он нападает на их 
храбрость и подвиги: «Еще, мадам, говорю я вам, когда эти рыцари или оруженосцы 
идут на войну. Если холодно – они отправляются в Германию, где всю зиму шутят с 
девицами, а если жарко – едут в прекрасные королевства Сицилии и Арагона, где 
много хороших вин и мяса, вкусных фруктов, прекрасных фонтанов и садов, и все 
лето они развлекаются там с прекрасными дамами, которые принимают их очень 
любезно, а потом старый менестрель или поэт пропоет при дворе: «Монсеньор 
победил, доблестно завоевал приз!» И разве бедные дамы не верят тому?»
Расстроенный такими обвинениями, сеньор Жан де Сентре отвечает аббату: «Я 
отвечаю на ваши слова, которыми вы обвинили рыцарей и оруженосцев, и если бы вы 
были человеком, которому я должен был ответить, я бы нашел что сказать, но, 
учитывая ваш сан, ничего не скажу…»
Но фрондирующий аббат, называющий себя братом Жаном дез Антоммером, не 
уклоняется от схватки и принимает вызов: «Эй, монсеньор де Сентре, я не задира 
и не воин, я всего лишь бедный монах, проводящий время в молитвах, но если 
какой-либо человек опровергнет мои слова, я вступлю с ним в схватку».
Назревает судебный поединок, но какую же форму он примет? Форму совсем не 
рыцарскую – бой на кулаках. Что это: жестокая ирония или полнейшее презрение к 
рыцарской чести и достоинству? Ко всему прочему и неверная дама вступает в 
разговор: «Эй, сеньор де Сентре, вы такой доблестный, как говорят, совершили 
столько подвигов, неужели вы осмелитесь драться с аббатом? Если вы этого не 
сделаете, я скажу то же, что и он».
Но он уклоняется, ссылаясь на разницу в боевой подготовке, как сказали бы мы 
сейчас: «Эй, моя дама, вы знаете, что я не боец, а господа монахи мастера в 
драке и в игре в мяч, в метании копья и во всех упражнениях; посему я против 
него ничего не смогу сделать».
Однако жестокая настаивает: «Право, если вы не сделаете этого, я осужу вас и 
буду считать трусом».