|
в литературе раньше, и, чтобы частично исправить совершенные им насилия и
жестокости, возникает – в первую очередь под влиянием церкви – образ идеального
рыцаря, высшим совершенством которого является Галаад. И тот и другой
фигурируют как в героическом эпосе и романе, так и в истории. И те и другие
храбры, но плохой рыцарь использует свою храбрость себе на благо и другим во
зло, а хороший – на благо людям.
Во второй половине XII века Бертран де Борн без стеснения поет на
провансальском языке: «Трубы, барабаны, знамена и флажки, штандарты, белые и
черные кони – вот что мы скоро увидим. Хорошее будет времечко, потому что мы
захватим добро у тех, кому оно принадлежит, и по дорогам не пройдут ни вьючные
животные – днем, в полной безопасности, ни ничего не опасающийся горожанин, ни
купец, направляющийся во Францию; и тот будет богат, кто захватит много добычи».
Вот что думает и говорит талантливый трубадур, который одновременно является и
вавассером – мелким дворянчиком. Он цинично предлагает себя графу де Пуатье: «Я
могу вам помочь. У меня уже есть щит на шее и шлем на голове… Однако как мне
снарядиться в поход без денег?»
Перспектива захватить добычу в виде людей (которых затем выпустить за выкуп) и
вещей играет большую роль в мотивации рыцаря. Не надо видеть в отпускании
пленного за выкуп акт милосердия, ибо применяется оно лишь к владельцам замков
и фьефов – единственных, кто был способен заплатить за свою свободу звонкой
монетой, но не в отношении всех прочих, которых попросту хладнокровно убивали.
«Не бывает настоящей войны без огня и крови», – опять искренне заявляет Бертран
де Борн. От необходимых реквизиций один шаг до эксцессов, мародерства,
опустошения дворов и грабежа купеческих караванов. Сколько руин усеивали холмы
на берегах Рейна, в которых находили приют лишь стервятники. Гийом ле Марешаль
[23]
отдал дань этому занятию. Состояние войны для рыцаря куда предпочтительнее мира,
который проповедуют торгаши, простолюдины и церковники, озабоченные тем, чтобы
умножить дни, выделенные для Божьего перемирия.
Если Кретьен де Труа в первую очередь стремился показать нам реальный образ
идеального рыцаря, то и изображаемые им противники этого рыцаря, если только
это не неверные, черти, гиганты или инфернальные типы вроде Мелеаганта, тоже
совершенно реальны. Таковы те, кто вступают в бой с Эреком и подло атакуют его
втроем или впятером против одного, или те, кто начинают ухаживать за Энидой или
пытаются ее изнасиловать.
Но у нас есть милое фабльо начала XIII века, «Нечестивый рыцарь», которое
вообще-то является благочестивой историей о злом рыцаре, который мог бы служить
образцом для всех прочих рыцарей того же типа, хотя не всех их ждал
назидательный финал, который автор уготовил своему персонажу.
Между Нормандией и Бретанью, на берегу моря, в своем неприступном замке жил
высокородный человек, не боявшийся ни короля, ни графа, прекрасный телом и
лицом, богатый имуществом и родством, но, несмотря на свою красоту, вероломный,
тщеславный, лживый предатель, не чтящий Бога и не уважающий людей. Он опустошал
земли вокруг своего замка и обижал людей, убивая паломников на дорогах и грабя
купцов, не щадя ни священников, ни монахов, ни монашек, ни дам, ни девиц, ни
вдов. И неизвестно, сколько человек он погубил.
Он счел бы себя обесчещенным, если бы ему предложили жениться, и ел мясо даже
по пятницам. Он не слушал ни мессу, ни проповеди и презирал благородных людей.
Так он прожил тридцать лет, но однажды, в святую пятницу, он приказал подать
ему на ужин дичь. Слуги все опечалились, а его рыцари порекомендовали ему
выдержать пост, приличествующий этому дню, когда даже дети каются в грехах.
Единственное, в чем им удалось его убедить, это съездить с ними в лес, где
святой отшельник исповедовал кающихся в грехах, да и то согласился он при
условии, что не станет каяться вместе с ними, ибо он больше любил внушать страх,
нежели унижаться. Приехав к отшельнику, они вновь стали умолять его облегчить
свою душу покаянием, как и они.
Опираясь на свой посох, дряхлый отшельник в свою очередь умоляет его подумать о
Боге (стихи 223–228):
«Сойдите с коня, дорогой сеньор,
Поскольку вы рыцарь.
У вас должно быть благородное сердце.
Я священник и прошу вас
Ради Того, кто принял смерть на кресте,
Чтобы спасти нас,
Пройти и поговорить со мной».
«Поговорить? А чего ради мне с вами разговаривать? – отвечает одержимый. – Я
спешу покинуть вас и ваш дом». Однако, под новым напором просьб, он соглашается
войти в часовню при условии, что ему не придется раздавать милостыню и
выслушивать молитвы. Отшельник настаивает, чтобы он исповедался ему в своих
грехах. Побежденный такой настойчивостью, тот рассказывает ему все. В качестве
епитимьи отшельник предлагает ему поститься каждую пятницу в течение семи лет,
или ходить год босым, или каждое утро заниматься самобичеванием, или
предпринять паломничество в Святую землю. Все это рыцарь отвергает. Пусть он
|
|